Хольмганг

Купец поднёс к губам кубок, но тут же отставил в сторону. Феодор Отважный был собой недоволен. Раньше он всегда чувствовал, когда пришла пора Антилаю покинуть каюту и вернуться к матросам. Сегодня он выпил слишком много вина и в результате допустил оплошность, которая могла стать роковой, если бы варяг чуть замешкал со встречным движением.

Но своими людьми, тем не менее, он был доволен. Они выдержали самое страшное искушение этого мира: искушение золотом. Это был не первый клад, который стал добычей Кривого Купца, но те сокровища казались ничтожными, по сравнению с тем, что лежало сейчас в трюмах. Его люди остались такими же верными, какими были раньше. Феодор ни у кого не заметил в глазах того нехорошего блеска, какой предвещает убийство с целью наживы. Кто-нибудь другой на их месте сходил бы с ума, если бы через его руки прошло столько золота, но его люди привыкли, что на службе у Кинтарийского Циклопа они получают всё, что может пожелать душа, а душа их не жаждала многого. И то, что всё золото достанется одному человеку… так это же не кто-нибудь, а их хозяин. В его руках золото не осядет в тавернах, он лучше знает, как им распорядится. Как в хорошей семье сыновья не ропщут, что все деньги идут отцу, так и его люди довольны своей участью. Но словены и викинги не входили в его семью, поэтому в них Феодор был не уверен.

Нет, бунта антов он не опасался. Словены не из тех народов, что живут разбоем и пиратством. Они чаще защищаются, чем нападают и в массе своей презирают путь обмана и предательства. Самое большое золото не способно заставить анта пойти на преступление. Но викинги, викинги другое дело.

Феодор знал, что варяги лучшие бойцы в схватке с пиратами именно потому, что они сами дружны с морским разбоем. Когда начинается бой, они не ждут иллирийцев или тунисцев на палубе, а сами прыгают как зайцы на их корабль, ещё до того, как суда столкнуться бортами. Море, словно придаёт им сил и ударом, которым тот же викинг сносит на суше одну голову, сражаясь на зыбкой палубе, срубает сразу две.

Да, его команда скорее умрёт, чем будет помогать тем, кто поднял на хозяина руку, но русы не анты, они знакомы и с ремеслом матроса и с корабельными вёслами, и вполне способны вести любой корабль сами.

Раньше, Феодор не знал таких мыслей, потому что половина его дружинников была из антов, на случай боя на суше, а половина из викингов, на случай морского боя, но сейчас их предводители – побратимы, поэтому надо держать ухо востро.

Викинг тем временем решил, что пауза затянулась.

– Антилай был неправ. Я пошёл в отряд Феодора Отважного не потому, что боялся замарать себя некрасивыми поступками. У меня другие законы и я верю в других богов, и мои боги не видят греха в том, чтобы дети северных фиордов отнимали золото и женщин у тех, кто не может их защитить. В отряде работорговца я не мучался бы душой, потому что кто позволяет, чтобы его превратили в раба, недостоин жалости.

И тогда сказал своё слово Гамба.

– Я знаю, почему ты здесь, рус. Ты здесь потому, что наш хозяин любит своих людей, как родных сыновей, не бросает их в беде и не забывает о них в светлый день.

Гамба очень волновался, когда говорил это. Первый раз Феодор услышал о себе то, что думал каждый матрос и каждый гребец. Купец почувствовал, как единственный глаз увлажнился. Но суровый викинг испортил идиллию.

– Мне не нужна защита, Гамба. Если бы у меня была жена, то я бы освободил её из плена сам, без помощи богатого человека. Да этого бы никогда и не произошло. Женщины русов могут убить рысь одним ударом ножа, поэтому скорее умрут, чем дадут себя уволочь на корабль.

Своими словами викинг очень обидел Гамбу. Чернокожий гребец хотел что-то сказать в ответ, но один взгляд хозяина заставил его промолчать. Гамба разжал кулак и опустил голову.

– Ну, так почему же? – спросил варяга Феодор, чувствуя, что этот разговор начинает ему понемногу надоедать.

Викинг неторопливо налил себе ещё вина и поднёс кубок к губам. Он пил неспешно, маленькими глотками, будто испытывал терпение Феодора. Наконец, купцу показалось, что прошла целая вечность, Олаф из племени русов поставил кубок на стол, стёр капли вина с усов, и лишь затем дал ответ на вопрос нанимателя.