— Сказало, да, но оно хитрющее. Всего не скажет. Скрыло, что у него в кармашках. Оно знает. Раз сюда пришло, значит, знало дорогу, да. Оно спешит к черному ходу, да, к черному ходу.
— Там его поймают гоблины. Там оно не выберется, радоссть.
— Шш-шш, голлум. Гоблины! Но если с ним наша радость, она достанется гоблинам, голлум! Они выяснят, что может подарочек! Мы больше не будем в безопасности, голлум! Гоблин наденет его и станет незззримым. Он будет здесь, а мы его не увидим. Даже наши зоркие глазки его не различат, он подкрадется и сцапает нас, голлум, голлум!
— Тогда перестанем спорить, радость, и поспешим. Если Бэггинс в той стороне, надо поторопиться. Давай! Тут близко! Быстрей!
Голлум вскочил, как укушенный, и быстро зашлепал вперед. Бильбо побежал сзади, по-прежнему осторожно, хотя теперь боялся только споткнуться и упасть с грохотом. Голова шла кругом от удивления и надежды. Кольцо-то, судя по всему, волшебное — оно делает тебя невидимкой! Конечно, он слышал о подобном в старинных сказках, но с трудом верил, что сам случайно нашел такое. Однако глазастый Голлум проскочил в ярде от него, не заметив.
Они по-прежнему бежали: Голлум впереди, шлепая ногами, шипя и ругаясь; Бильбо позади, по-хоббичьи неслышно. Вскоре они оказались в таком месте, где, как запомнил Бильбо по пути вниз, от основного коридора отходили боковые. Голлум тут же принялся их считать.
— Один слева, да-с. Один справа, да-с. Два справа, да-с, да-с. Два слева, да, да-с. — И так далее в том же духе.
По мере того, как цифры росли, он все сильнее трясся, а голос его становился все плаксивее — озеро осталось далеко-далеко внизу, ему становилось страшно. Тут уже могли встретиться гоблины, а он без кольца. Наконец Голлум остановился перед узким отверстием, слева, если смотреть по ходу движения.
— Семь справа, да-с! Шесть слева, да-с! Тот самый. Ведет к черному ходу, да-с.
Он заглянул внутрь и отшатнулся.
— Мы не смеем туда соваться, радоссть, не смеем. Там гоблины, да-с. Страсть сколько гоблинов. Мы их чуем. Шшш!
— Шшто будем делать? Ешь их и режь их! Мы должны подождать здесь, радоссть, подождать и посмотреть.
Это был тупик. Голлум вывел-таки Бильбо к выходу, но сам его и загородил — сидел в проходе, свесив голову между колен, и медленно поводил туда-сюда холодно светящимися глазами.
Бильбо бесшумней мыши отделился от стены, однако Голлум сразу напрягся, принюхался, глаза его позеленели. Он тихо, угрожающе зашипел. Голлум не видел хоббита, но насторожился — кроме зрения у него были обоняние и слух, обостренные жизнью в темноте. Он пригнулся, уперся передними лапами в пол и выставил голову, почти касаясь носом камня. Хотя Бильбо различал лишь черную тень в блеске зеленых глаз, он видел или чувствовал, что Голлум изготовился к прыжку.
Хоббит почти перестал дышать и застыл, как камень. Его охватила отчаянная решимость. Надо выбраться из ужасной тьмы, пока остались хоть какие-то силы. Надо сражаться. Ударить это гнусное создание клинком, чтобы потухли страшные глаза. Оно же хотело его убить!.. Нет, нечестно. Он теперь невидим. Голлум без меча, к тому же пока впрямую не покушался на его жизнь. И потом он такой жалкий, одинокий, обездоленный.
Неожиданное понимание, жалость, смешанная с ужасом, всколыхнулись у Бильбо в сердце: ему представились бесконечные неотличимые дни без света и надежды на лучшее, жесткие камни, холодная рыба, шнырянье и пришепетывание. Все эти мысли пронеслись в мгновение ока. Его передернуло. И тут, в приливе внезапной силы и решимости, он прыгнул.
Не очень высоко по человеческим меркам, зато в неизвестность. Прямо через Голлума он прыгнул, на семь футов вперед и на три вверх, не ведая, что еще дюйм — и размозжил бы голову о низкий свод арки.
Голлум упал на спину и попытался поймать хоббита в полете, но поздно: пальцы схватили воздух, а Бильбо, приземлившись на крепкие ступни, во все лопатки припустил по коридору. Он не обернулся посмотреть, что там Голлум. Поначалу сзади слышались шипение и брань, потом они смолкли. В следующий миг раздался душераздирающий вопль, исполненный отчаяния и ненависти. Голлум понял, что проиграл — он не осмеливался бежать дальше. Он упустил жертву и упустил то единственное, чем дорожил — свою радость. От этого вопля у Бильбо душа ушла в пятки, но он продолжал бежать. Вдогонку ему, как зловещее эхо, неслось:
— Вор, вор, вор! Навсегда ненавистный Бэггинс!
Потом наступила тишина, но и она казалась Бильбо зловещей.
«Если гоблины так близко, что он их чуял, то они наверняка слышали этот вопль, — думал хоббит. — Осторожней, а то как бы не случилось чего похуже».