Хоббит, или Туда и Обратно

На том и порешили. Разделив золото на две части, они сложили его в мешки и навьючили их на пони, которым это не больно-то понравилось. Продвижение замедлилось, ведь теперь большую часть времени приходилось идти пешком. Но дорога вела через луга, и хоббит с удовольствием топал босиком по зеленой траве. Он утирал лоб красным шелковым платком (конечно, не своим: из его платков не уцелел ни один – этот подарил ему Элронд), потому что наступил июнь, а значит, и лето, и дни снова стали ясными и жаркими.

Всему на свете приходит конец, даже этой истории. И вот пришел день, когда путники добрались до страны, где Бильбо родился и вырос. Хоббит узнавал по дороге каждый холмик, каждое деревце – он знал эту землю как свои пять пальцев. С очередного бугра он увидел вдалеке свой родной Холм и, остановившись, неожиданно произнес:

Бегут дороги вдаль и вдаль —
Через поля, через овраг,
Туда, где рек блестит хрусталь
И где в пещерах правит мрак,
Через холодные снега,
И по горам, и по долам,
Через цветущие луга,
И по траве, и по камням.
Бегут дороги вдаль и вдаль —
И под звездой, и под луной,
Но сердце вдруг сожмет печаль —
И ты потянешься домой!
И вот, пройдя через войну,
Через огонь и холод тьмы,
Узришь родную сторону
И незабвенные холмы.

Гэндальф с удивлением посмотрел на него и воскликнул:

– Дорогой мой Бильбо! Как ты изменился! Ты уже далеко не тот хоббит, каким был раньше!

Они пересекли мост, миновали мельницу и добрались наконец до порога норы, где жил Бильбо.

– Силы небесные! Что здесь происходит?! – воскликнул хоббит.

У входа царила невообразимая суматоха. Кругом толкались хоббиты – и уважаемые, и не очень. Они сновали туда и обратно, нимало не заботясь даже о том, чтобы вытирать ноги о коврик. Последнее обстоятельство Бильбо отметил с особым неудовольствием.

Ну уж если Бильбо удивился, то можете себе представить, как удивились все остальные! Оказывается, он вернулся в самый разгар распродажи! На воротах красовалось внушительных размеров объявление, написанное красными и черными буквами; оно гласило, что июня, двадцать второго числа, гг. Грубб, Грубб и Рытвинг будут продавать с аукциона* имущество покойного господина Бильбо Бэггинса, эсквайра, из Котомки под Холмом, что в Хоббитоне. Распродажа была назначена ровно на десять утра. А если учесть, что Бильбо подоспел только ко второму завтраку, станет ясно, что большую часть имущества уже распродали – что за бесценок, что втридорога (на аукционах такое бывает нередко). А ближайшие родственники Бильбо, Саквилль-Бэггинсы, уточняли тем временем размеры Котомки, прикидывая, как там встанет их собственная мебель. Короче говоря, Бильбо пропал без вести, а по прошествии определенного времени пропавший без вести считался умершим, так что далеко не всем пришлось по вкусу то обстоятельство, что пропажа нежданно-негаданно обнаружилась!

С возвращением господина Бильбо Бэггинса поднялся настоящий переполох, причем не только под Холмом, но и за Холмом, и даже за Рекой. В общем, разговоров хватило не на одну неделю, а тяжбы затянулись на многие годы. Далеко не сразу в судебном порядке удалось установить тот факт, что Бильбо все-таки жив. А тех, кто особенно крупно поживился на распродаже, убеждать пришлось особенно долго. В конце концов, не желая зря тратить время, Бильбо просто-напросто выкупил у них большую часть своей обстановки. Правда, почти все его серебряные ложки самым таинственным образом исчезли, причем бесследно. Если честно, Бильбо сильно подозревал, что тут не обошлось без Саквилль-Бэггинсов. А те, со своей стороны, так и не признали, что вернувшийся Бэггинс настоящий, и до конца своих дней относились к нему с прохладцей. А что было делать? Уж очень им хотелось поселиться в его замечательной норе!

На самом деле Бильбо обнаружил, что пропали у него не только ложки – пропала его репутация! И то сказать, ведь он так и остался Другом Эльфов, товарищем гномов, всяких там волшебников и прочей сомнительной публики, шляющейся вокруг да около. Какая уж тут репутация! Все хоббиты, жившие с ним по соседству, пришли к выводу, что он немного «того» – за исключением разве что племянниц и племянников по линии Тукков, но и тех не очень-то одобряли старшие.