Хо Ши Мин

— Товарищ, прошу вас, не увлекайтесь громкими словами, избегайте краснобайства. Тот, кто хочет стать настоящим пропагандистом, должен научиться говорить языком народа, только тогда он заставит людей слушать себя. Старайтесь поначалу говорить с людьми о самом для них кровном, наболевшем, об их родителях, детях, хватает ли им на жизнь, а уж только потом переводите разговор на то, кто виноват в их нищенской жизни и страданиях.

Не жаловал он и любителей щегольнуть красивым иностранным словцом. Таких он обычно разил наповал метким словом народной мудрости: «Безобразная хочет стать красавицей, невежда норовит выражаться по-ученому». В ту пору среди революционеров только что вошло в обиход заимствованное из китайского языка и, конечно, малопонятное местным жителям слово «доан кет» — солидарность. Тех, кто к месту и не к месту вставлял его в свою речь, Нгуен Ай Куок отечески журил:

— Почему бы вместо этого не напомнить всем известное казао: «Одно дерево — это дерево, а три дерева — это уже высокая гора»? Или привести такой пример: нет ничего проще сломать одну дуа — палочку для еды, по попробуйте сломать пучок дуа. Вот тогда людям сразу станет ясно, что такое солидарность.

Те, кто работал бок о бок с Нгуен Ай Куоком в Пакбо, вспоминают, что он на собственном примере показывал, как нужно с учетом местного своеобразия вести конкретную и доходчивую агитацию. В первый же вечер, поселившись в пещере Кокбо, он затеял разговор со старым нунгом Май Ли. Тот не знал вьетнамского, поэтому общались они с помощью иероглифов, выводя их палочкой на песке. Старый нунг жаловался на тяжелую жизнь: от волостного начальства и старост, писал он, просто спасу нет, совсем заездили народ. Нгуен Ай Куок пытался убедить его, что главные враги — это колонизаторы, а местное начальство — всего лишь их прислужники, однако Май Ли стоял на своем. Тогда Нгуен Ай Куок, подумав мгновение, стал быстро чертить новые иероглифы:

— Представьте себе: наш народ — это дерево, старосты и волостное начальство — это гвозди, наконец, тэи — это молоток. Ударим молотком по гвоздям, гвозди окажутся в древесине. Отшвырнем. его в сторону, — он перечеркнул крест-накрест иероглиф, обозначавший молоток, и даже для наглядности взмахнул рукой по направлению к дремучим зарослям кустарника, — и тогда гвозди будут бессильны перед деревом.

Старый нунг задумчиво подержал в руке свою пышную бороду, морщины на его лице разгладились, он рассмеялся и закивал головой в знак согласия:

— А ведь так оно и есть, вы правы, а я-то, старый, не мог додуматься.

После VIII пленума ЦК партии работу канбо — партийных активистов — стали оценивать главным образом по тому, сколько новых людей им удалось вовлечь во Вьетминь. Из-за этого на какое-то время оказалась в тени гораздо более важная задача — необходимость постоянного пополнения рядов партии. На одном из собраний партячейки Нгуен Ай Куок указал на этот недочет в работе и предложил, чтобы каждый партиец взял на себя обязательство подготовить к приему в партию как минимум одного местного жителя. Сам он остановил выбор на юном сыне знакомого нунга Дай Ламе, который давно уже помогал патриотам. С того дня часто можно было встретить Дай Лама на берегу ручья Ленина за каменным столом в обществе Нгуен Ай Куока. А через несколько месяцев Дай Лама торжественно приняли в партию. Пройдут годы, и он станет полковником Народной армии Вьетнама.

Один эпизод особенно врезался Дай Ламу в память. «Я ушел из деревни и жил в джунглях с партизанами, — рассказывал он. — Односельчане и там меня разыскали. Им требовался шаман, чтобы принести жертву духам. Раньше мой отец шаманил и часто брал меня с собой. Потом, когда отец состарился, я нередко ходил вместо него по домам, где были больные. Но, став революционером, я прекратил шаманить. Хотя односельчане меня и уговаривали, я наотрез отказывался, твердя им одно:

— Ни духов, ни чертей нету. Больных нужно исцелять лекарствами, хорошей пищей.

Некоторые из тех, кому я отказывал, просто волосы на себе рвали от отчаяния, что некому будет теперь изгнать злых духов из их домашнего очага. Слухи об этом дошли до Бак Тху. При очередной встрече он спросил меня:

— Ты что, тю Лам[19], и вправду больше не шаманишь?

Я высказал все, что думаю по этому поводу, гордый от сознания, что Бак Тху сейчас меня похвалит за то, что я так скоро избавился от предрассудков. Но тот неожиданно принялся меня отчитывать:

— Это хорошо, что идеи революции так захватили тебя. Но прикинь-ка, не слишком ли ты оторвался от народа? К чему мы сейчас прежде всего должны призывать массы? Ненавидеть империалистов и феодалов. Вначале надо помочь массам проникнуться революционным сознанием, а уж потом мы будем вправе убеждать их, да и то постепенно, отказаться от предрассудков и суеверий.