Читаем Хмель полностью

Четтерсворт – Серый Черт – разговаривал с полковником Толстовым. Акут Тао Саямо сидел тут же, по обыкновению тихий и неприметный, как бы удалившийся в самого себя.

Разговор шел о цивилизации и, как это всегда случается перед обедом, переливался плавно, покойно, подобно журчащему ручью в тени дремотного леса, и вдруг ворвался господин Палло.

– Что вы называете цивилизацией? – повторил он.

– Цивилизация? О! Это великий культура Америка, великий принцип демократия, великий прогресс промышленности. Это всем ясно.

– Ну а мне, извините, совсем неясно, что вы называете американской цивилизацией. Прибыли от капитала? Концерны? Биржи с вашими трескучими акциями? Или вы называете цивилизацией линчевание негров в Южных Штатах? Или вы называете цивилизацией грабеж в странах Латинской Америки, в Африке, Индии, на Среднем Востоке, в Китае и в России? Что же главное в вашей, извините, американской цивилизации?

Серый Черт не ждал такого внезапного нападения со стороны русского мексиканца. Все оживились, и даже Акут Тао Саямо проснулся от своих внутренних созерцаний. В стороне от всех молчал подполковник Владимир Михайлович, сутулясь в том самом кресле, где когда-то перед ужином дремал его отец.

Никто не обращал внимания на Тимофея. Он стоял за половинкой полустеклянной створчатой двери и, как всегда, чувствовал себя случайным и чужим в доме Юскова. Никому из них и в голову не придет спросить у фронтового прапорщика, что он думает о цивилизации и буржуазной культуре. А он бы мог сказать!

Что они знают, эти люди, про жизнь солдата? Про жизнь прапорщика Боровикова? Они его сейчас принимают по милости ее величества Революции, терпят – и вместе с тем никто из них не пойдет кузнецом в депо, на пашню с серпом, чтобы в поте лица добывать себе хлеб насущный!

Да они, эти образованные люди, никогда не жрали всухомятку японские галеты, которыми хоть из минометов стреляй, не жрали чечевицу пополам с землей, не долбили лоб двоеперстием, уповая на Бога: они всегда были сыты, хорошо одеты, обеспечены, а за счет кого, спрашивается? Вот что хотел бы сказать им Тимофей! Почему именно они, холеные, изнеженные, должны жрать вкусную пищу, приготовленную ученым поваром? Почему именно они должны получать всяческие блага, а вот солдаты, мастеровые депо, фабричные бабы, одичалые в вековом забытьи и невежестве, подобные отцу Прокопию Веденеевичу, должны от века довольствоваться прозябанием, что и словами-то не выразить! Вот в чем штука! И он, Тимофей, хоть и в мундире прапорщика, а никак не приклеится к этим людям, если даже они и будут терпеть его молчаливое присутствие. И отчего не терпеть? Он же для них как стул, как вот эта стена, дверь – неодушевленный предмет, и больше ничего.

«Цивилизация»! Как это по-русски, по-простонародному? А ну их подальше! И все-таки прислушался, когда Арзур Палло спросил у Серого Черта, что он считает главным в цивилизации Америки.

– Свобода, сэр. Великий принцип Джефферсона, сэр.

– Свобода? Чья свобода?

Это уже интересно! Тимофей насторожился.

Арзур Палло спрашивает и отвечает:

– Свобода Джона Принстона Моргана, чьим эмиссаром вы являетесь? Или свобода тех арабов, которые за нищенскую оплату перекачивают нефть из своей страны в Америку, обогащая капиталистов? Скажите: за чей счет раздулись капиталы Джона Принстона Моргана?

– Это очень не вески политика, сэр.

– О да! Конечно!

И Арзур Палло напомнил Четтерсворту, что, например, в России для американских капиталистов «очень вески политика» заключается в том, чтобы оттяпать Берингов пролив, а там и Камчатку с Чукоткой. Разве не американский инженер-капиталист Вандерлипп нацелился на Камчатку? Разве не Морган основал на Аляске синдикат по ограблению окраин России?

– Что вы там сделали с чукчами? Дали им цивилизацию? Образование? Культуру? Вы брали, а взамен давали спирт, наркотики, разврат и падение народности, извините. Надо называть вещи своими именами, господин Четтерсворт. Взять хотя бы банки – Русско-Азиатский и Сибирский торговый. Чьи основные капиталы в этих банках, скажите, пожалуйста?

– Если бы Америка не дала свои капиталы, русский промышленник совсем бы помер! Помер, сэр! Определенно!

– Не померли бы, господин Четтерсворт! Нет! Но ваша цивилизация дорого обошлась России, и не только России. В этом я убедился, когда был в Латинской Америке.

– Ошинь сожалею, нам никак нельзя иметь одно понятие о цивилизация, культура и великий назначения Америка!

Арзур Палло согласен: у них действительно разные понятия о цивилизации.

– Что поделаешь? Я имел честь, будучи в Мексике, пожинать плоды вашей цивилизации, сэр.

– О! – поморщился Серый Черт.

– Смею думать, – продолжал Арзур Палло, – революция в России освободит Россию от заморских капиталов со всеми акционерными обществами.

– Это русски обществ – акционеры компани!

– Совершенно русские, только начинка обществ, капиталы ваши, сэр: американские, английские, бельгийские, французские.

– Пирог без начинка, мм, как сказать?..

Перейти на страницу:

Все книги серии Сказания о людях тайги

Хмель
Хмель

Роман «Хмель» – первая часть знаменитой трилогии «Сказания о людях тайги», прославившей имя русского советского писателя Алексея Черкасова. Созданию романа предшествовала удивительная история: загадочное письмо, полученное Черкасовым в 1941 г., «написанное с буквой ять, с фитой, ижицей, прямым, окаменелым почерком», послужило поводом для знакомства с лично видевшей Наполеона 136-летней бабушкой Ефимией. Ее рассказы легли в основу сюжета первой книги «Сказаний».В глубине Сибири обосновалась старообрядческая община старца Филарета, куда волею случая попадает мичман Лопарев – бежавший с каторги участник восстания декабристов. В общине царят суровые законы, и жизнь здесь по плечу лишь сильным духом…Годы идут, сменяются поколения, и вот уже на фоне исторических катаклизмов начала XX в. проживают свои судьбы потомки героев первой части романа. Унаследовав фамильные черты, многие из них утратили память рода…

Алексей Тимофеевич Черкасов , Николай Алексеевич Ивеншев

Проза / Историческая проза / Классическая проза ХX века / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги