Хьюстон, у нас проблема

– Простите и благодарю, – я поворачиваюсь и быстрым шагом иду в сторону дома.

– А вы… пан, вы можете выстроить кадр так, как вы это видите?

– Вот дерьмо! – Великий Оператор что-то в сердцах кидает об землю.

Я смотрю на режиссера – он делает приглашающий жест рукой.

Я моментально ставлю кресло у живой изгороди: зелень и небо. Спокойно. И на первом плане будет она, а не то, что происходит рядом.

Переставляю камеру.

Они оба подходят.

– Пани Малгося, сядьте, пожалуйста, в то кресло вместо меня! – просит Актриса, и гримерша садится в кресло.

– Кресло слишком тяжелое, слишком благородное, обивка слишком яркая… – объясняю я.

Они молчат.

– Да что тут происходит-то, это что – шутка? – Великий Оператор начинает нервно хихикать.

– На вашем месте, пани, я бы подождал три часа – тогда будет хороший свет, но если у вас совсем нет времени – хотя жаль, конечно, – то нужно ваш образ как-то смягчить, а иначе вы будете выглядеть, как Марлон Брандо в помидорах перед смертью. Притом что он мог себе позволить такие тени под глазами и даже мог…

– Так давайте сделаем, – говорит Актриса. – Ты согласен со мной? – она обращается к режиссеру.

Тот послушно кивает.

Оператор подходит к камере, он ненавидит всеми фибрами своей души меня и весь мир, если бы он мог – он бы меня укусил, и я бы наверняка умер, отравившись ядом, которым он полон. И меня это не удивляет.

– Спасибо, – говорю я. – Вы меня простите, но я видел вас в театре, и вы были прекрасны… жалко было бы, если…

– Ну уж нет, – она придерживает меня за локоть. – Раз уж вы тут такой шум устроили – прошу вас, именно вас, меня тогда уж снять. Похоже, что вы вполне с этим можете справиться. Дадим человеку шанс, а?

Режиссер глупеет, а пани Малгося начинает смеяться, отворачиваясь в кресле ко всем спиной, плечи у нее подрагивают.

– Что? Это как же? – у Великого Оператора отваливается челюсть.

– А вот так же. Очень прошу вас.

Я встаю за камеру и прошу объектив на сто тридцать пять миллиметров. Устанавливаю бленды, передвигаю лампы поближе к камере, перед лампами ставлю рассеиватель – и с каждым моим действием она становится все красивее, как будто я слой за слоем смываю морщины и тени с ее лица.

– Нужно еще контровой свет установить, – говорю я. – Чтобы высветлить ее.

Осветитель приносит еще одну лампу, с каждой секундой образ становится все лучше, свет мягче и приятнее.

Я снимаю три дубля.

Они оба с режиссером подходят, чтобы посмотреть кадры.

Я разворачиваюсь и, проходя мимо Великого Оператора, бросаю сквозь зубы:

– Любую работу нужно делать как следует, козел.

И быстро ухожу, не дожидаясь, пока он мне врежет.

Надеюсь, что из-за этого не будет скандала.

На бегу я забираю деньги за антенну и кабель, сажусь в машину и уезжаю.

Мир прекрасен!

День матери

Перед отъездом хочу заехать к матушке, мы с ней не виделись уже две недели. Сначала она два дня провела в больнице, я даже хотел ее навестить, но она сказала, что делать мне там нечего, что это просто обследование и что она в среду уже выходит. А потом у меня был сумасшедший дом на работе. Поездка стоила прилично, да еще ведь надо взять денег с собой, чтобы пошалить. А завтра День матери, так я одним выстрелом убью двух зайцев: и попрощаюсь перед отъездом, и с праздником поздравлю.

Вот только понятия не имею, что купить матери в подарок.

Раньше подарки моей матери покупала Марта – я чувствую себя уставшим при одной мысли об этом. Что нужно моей матушке? Да ничего! «Не трать на меня деньги, у меня все есть» – старая песня. Духи вроде как принято дарить своей женщине, а не матери. Цветы? Извините, цветы она не любит. Но не придешь же с пустыми руками! Книгу? А хрен знает, что она читает. Все, что она любит из книг, у нее есть, а в новинках я не особо-то разбираюсь. Иду в парфюмерный магазин – начинаю от всего чихать. Соль для ванны? А зачем ей соль? Фильм какой-нибудь? Ну, так она его всего раз и посмотрит, да и вообще – можно и в кино сходить тогда просто. По телевизору и радио все время рекламируют какие-то витамины и пищевые добавки для пожилых: типа выпьет твоя матушка эти витамины – и у нее все вырастет заново, подтянется, все токсины выведутся сами собой, будет твоя матушка как новенькая.

Но разве можно собственными руками купить матери дерьмо?

Безнадежно. Бутылку тоже нельзя. Отпадает. Да что бы я ни купил, все равно услышу: «О боже, ну зачем ты на меня тратишь деньги!»

Был бы у меня ринграф – я бы ей его подарил. Но не отдавать же свой…

Вот ведь засада с этим Днем матери.

Я звоню Бартеку.

– Бартек, ты что матери на День матери покупаешь?

– Коляску! – радостно кричит он. – Я за нее почти пять тысяч отвалил, прикинь? Чудесная! Все делает, многофункциональная!

– Инвалидную коляску? – уточняю я с сочувствием, потому что даже не представлял себе, что его мать настолько больна.

– Да постучи себе по голове, старик, ты что! Коляску для ребенка! Ты пойми, это такая модель, которая растет вместе с ребенком!

– Для матери! Я тебя о матери спрашиваю! – протестую я.

– Аська и есть мать! – заявляет он, и я понимаю, что очень зря ему позвонил.

– А своей матери?