Хьюстон, Хьюстон, как слышите?

— Очевидно, он поражал только репродуктивные клет­ки, — сообщает Лоример Дейву и Баду. — Фактическая смерт­ность была невысокой, а вот стерилизация — почти тотальной. Вероятно, происходило молекулярное замещение в генети­ческом коде гаметы. И заболевали преимущественно мужчи­ны — в текстах упоминается спад рождаемости мальчиков. Можно предположить порчу игрек-хромосомы с избирательно летальным воздействием на эмбрионы мужского пола.

— Док, это все еще опасно? — спрашивает Дейв. — Когда вернемся домой, что с нами будет?

— Они не знают. Рождаемость сейчас нормальная, поряд­ка двух процентов, причем она повышается. А вот абсолютная численность населения стоит на месте. До сих пор не удалось создать вакцину.

— Проверить можно только одним способом, — торжест­венно изрекает Бад. — Я доброволец.

Дейв осаживает его мрачным взглядом. Все еще командует нами, думает Лоример. Уму непостижимо. Когда же он наконец поймет, что здесь нет начальников и подчиненных, есть равно­правные единомышленники?

В кратком курсе истории упоминаются мятежи и войны — они тайфуном пронеслись по миру, когда человечество обнару­жило, что стало бесплодным. Бомбежки, пожары, резня, маро­дерство, паника, массовые изнасилования, похищение женщин, гигантские банды отчаявшихся продолжить свой род мужчин, кровавые культы. Царство безумия. Обо всем об этом расска­зано вскользь — мол, давние дела. Перечень героев. «В сердцах мы будем вечно хранить благодарность смельчакам, отстоявшим медицинский лабораторный комплекс в Денвере». И больше ни слова о пандемии, зато длинная, со всеми драматическими подробностями, лекция о добыче гелия для дирижаблей.

Три века — и впрямь достаточный срок, чтобы катастрофа стерлась из памяти человечества, — размышляет Лоример. — Сам я много ли знаю о чудовищной Тридцатилетней войне, закончившейся за триста лет до моего рождения? Хоть одно имя могу назвать? А ведь эта война опустошила Европу на два поколения вперед.

—

—

—

—

—

—

—

—

—