Хэллоуин

– Можете ли вы что-либо добавить к сказанному? – спросил Кавалли после недолгого молчания. – Не произносил ли при вас этот Нуафьер речей на странном, незнакомом языке? Не было ли при нем предметов или украшений, которые вам показались странными, возможно – старомодными? Может быть, ваша дочь передала ему что-то из личных вещей в качестве символа внимания. Платок, например, или перчатку?

На задаваемые один за другим вопросы старик только суетливо мотал головой в знак отрицания. Лишь над последнем он задумался.

– Мне кажется, такое могло быть, синьоре секретарь, – произнес он наконец. – Не могу утверждать с полной уверенностью, но я отметил, что дочь моя после описанного мной свидания перестала надевать один из перстней, унаследованных ею от покойной матери. Он был очень дорог ей, и потому даже в нашем трудном положении мы не продали и не заложили его, хотя я неоднократно предлагал это.

– Как выглядел перстень? – Худые пальцы Circospetto с силой сжали резные подлокотники кресла.

– Продолговатый ограненный изумруд в тонкой золотой оправе, – с готовностью ответил Бонафеде.

Этот перстень был сродни отпечатку лапы во влажной глине, который оставляет волк, уходя от загонщиков. Явный знак.

Домминико медленно снял черную бархатную перчатку и провел ладонью по щеке. Кожа была почти ощутимо мокрой, словно бы он недавно умывался. Это все воздух: он был пропитан влагой так сильно, что казалось, еще немного – и она начнет собираться в капли, против всяких природных законов висящие над землей. Вечерело. Дневной свет угасал, и вода в канале постепенно обращалась из белесо-лазурной в обсидианово-синюю. Слух инквизитора уловил мерный плеск весла. Вскоре из-за поворота показалась небольшая гондола, лишенная каких-либо приметных украшений. Паланкин, укрывавший место пассажира, также не отличался искусной резьбой рамы и роскошью ткани полога. При этом он надежно скрывал тех, кто мог под ним расположиться, и глушил беседу, буде такая имела место быть.

Сегодня у Circospetto не было попутчиков. Он планировал навестить одного из своих осведомителей, Клодио Мануцци, зарабатывавшего на жизнь огранкой камней и проживавшего на острове Мурано, известном своими стеклодувными мастерскими. Безвозвратно ушли те времена, когда венецианское стекло было тайной за семью печатями, и попасть на этот остров, расположенный в северо-восточной оконечности Венеции, являлось делом крайне сложным. Сейчас всякий мог посетить Мурано как по личной, так и по деловой надобности. Дело Домминико Кавалли, впрочем, трудно было отнести к одной из этих категорий. Если бы кто-то спросил его, с какой целью он отправился сюда, ответом скорее всего было бы:

– В эту ночь я не посещал остров Мурано.

Тайна, которой окружал свои действия секретарь государственной инквизиции, оставалась тайной даже для тех, кто стоял над ним, – могущественного триумвирата. В защиту членов последнего стоит сказать, что сами они никогда излишне не усердствовали в ее раскрытии.

Дом Мануцци не отличался роскошью: трудясь над драгоценными камнями, человек этот, по большей части, прикладывал руки к чужой собственности, вверенной ему исключительно на время работы. И все же ремесло огранщика делало его вхожим в самые богатые венецианские палаццо. Оттого он был особенно ценным агентом Кавалли.

Инквизитор трижды ударил в бронзовую колотушку, отлитую в виде льва, сжимавшего в пасти кольцо, и терпеливо стал дожидаться ответа. Стук этот был хорошо известен хозяину дома, и потому, даже явись Circospetto посреди ночи, долго ждать под дверью ему бы не пришлось. К тому же сегодняшняя вечерняя встреча была условленна заранее.

Поводом к ней стал второй разговор, предметом которого был зловещий француз.

Клодио Мануцци явился к Кавалли три дня назад, передав через слугу любопытную записку. Ознакомившись с ее содержанием, инквизитор без промедления принял своего шпиона.

– В твоей записке говорится, что ты вчера был у человека, в доме которого видел колдовские книги, – без приветствий произнес Circospetto.

Одетый в неброский камзол, худой, как палка, огранщик низко поклонился:

– Истинно так, синьоре секретарь. Этот пройдоха пожелал приобрести у меня бриллианты в кредит, на что я решил, что прежде должен осмотреть его жилище, дабы убедиться в его кредитоспособности.

– Как его звали?

– Жакомо Нуафьерро, синьоре секретарь. Так я запомнил – французские имена для меня тяжелы и непривычны.

Инквизитор стоял у окна, наблюдая, как, едва различимый в вечерней дымке, тонет за горизонтом мутный медяк солнца. Дом Кавалли располагался в юго-восточной части острова Джудакка, окнами глядя в открытое море. Осень в этом году пришла необычайно рано, затянув небо низкими серыми тучами и принеся холодные штормовые ветра.

– Что за книги ты увидел в его доме? – спросил Кавалли, неторопливо обернувшись к собеседнику.