Хельг

– В какой-то мере, господин Реднекс, – Амела тяжело вздохнула. – У меня дочь на выданье, свадьба через три недели. Чтобы обеспечить ей достойное приданое, мне пришлось кое-что продать…

– Понятно, – старик с интересом прошелся взглядом по аппетитным формам достаточно молодой и привлекательной вдовы. – А сами вы, госпожа, не думаете о замужестве? Тяжело в этом мире быть одному, к тому же женщине…

– Да что вы такое говорите, – вдова всплеснула руками и покраснела. – О каком замужестве может идти речь, кому я нужна? Да и не одна я, у меня две дочери и сын. Старшей дочери семнадцать, сыну пятнадцать лет, а младшей, Меланье, недавно четырнадцать исполнилось.

– Напрасно вы на себе крест ставите, уважаемая Амела, – старик криво улыбнулся, – был бы я лет на двадцать помладше, не смог бы пройти мимо такой красоты со спокойным сердцем.

– Шутите, – пышнотелая Амела зарделась еще больше. – Вы, конечно, седой, как лунь, но силы в вас еще много. Когда наши мужчины нашли вас недалеко от деревни, они очень удивились, что вы со сломанной ногой, в дождь и слякоть, смогли добраться до поселка.

– Ничего не помню, – старик с интересом посмотрел на свою травмированную ногу, заключенную в лубок. – Я путешественник, сбился безлунной ночью с пути и вот, судьба привела меня в ваш поселок.

– Мама, – в комнату ворвалась красивая стройная девушка и увидев, что их нежданный гость пришел в себя, остановилась в нерешительности.

– Что случилось, Меланья?

– Там дядя Радко пришел, справляется, все ли у нас в порядке?

– Это друг моего мужа, – отчего-то смутившись, принялась объяснять Амела. – И отец жениха моей дочки Росицы. Я выйду, скажу, что у нас все в порядке, а с вами пока Меланья посидит.

Когда Амела вернулась, она застала дочку сидящую у кровати старика и с открытым ртом слушающую его рассказы о разных странах.

– А вот в долине реки Парана-Тинга, что на южной оконечности материка Додекурия, живет племя гуасу, верховодят у них всем женщины!

– Это как? – удивилась девушка. – Разве же может женщина указывать мужчине, что он должен делать.

– Может, – губы старика тронула легкая улыбка. – И живут они хорошо, по справедливости.

– Мы тоже живем по справедливости, как завещал Амнаш, – вставила Амела, присаживаясь на табурет. – И с милосердием. У нас даже смертной казни нет.

– А в племени гуасу нет преступлений, за которые стоило бы предавать смертной казни. Все сложные и конфликтные ситуации решаются коллегиально и на холодную голову. А еще, у гуасу невеста выбирает себе жениха, а не наоборот.

– Это как же?

– Муж приходит в дом к жене, а не жена в дом к мужу. И муж приносит приданое, а не наоборот. Да и справедливость у них не такая, как, например, у вас в поселке.

– А какая?

– Не бывает такого у гуасу, чтобы у одного соседа было две коровы, а у другого ни одной. Все по справедливости!

– Ишь ты, – Амела задумчиво кивнула головой. – Бывает же такое.

– Ну и правильно, – вставила свое слово Меланья. – Папка на шахте погиб, когда другим рудокопам из горящего забоя выбираться помогал, а мог бы первым выбежать и остаться живым. Те, кого он спас, первое время помогали, чем могли, а где они сейчас? И года не прошло, все забыли, кому жизнью обязаны. Был бы папка жив, не пришлось бы сейчас Росицу за Томака замуж выдавать и последнюю козу в приданное отдавать.

Девушка заплакала и выбежала из комнаты.

– Любит она Томака, – проводив дочь грустным взглядом, не смотря на Крона, произнесла Амела. – Да рано ей еще замуж выходить, надо еще пару лет в девках походить.

– А зачем спешить?

– Так пока Томак наследника не оставит, ему в забой нельзя. А приличные деньги только в забое можно заработать. Вот Радко и послал сватов к нам.

– Но к старшей дочке. Она-то Томака любит?

– Нет, ей Мариуш по сердцу, но Мариуш сын старосты, а светочи говорят, что нельзя им супругами быть. Могут дети больные родиться.

– Это еще кто такие, светочи-то?

– Шесть старцев или светочи. Когда-то давно они лично общались с Амнашем. Раньше их было двенадцать, но половина уже закончила свой земной путь. Светочи несут слово божье, решают вопросы, советуют старосте…

– Понятно, – Крон задумчиво покивал головой.

                                                           ***

Через две недели Крон Реднекс, опираясь на грубо вырезанный посох, стал выходить на улицу. С каждым днем преодолевая все большее и большее расстояние, он уже через неделю был в состоянии пройти через поселок по нескольку раз на дню.

И всякий раз, где бы Крон не останавливался, с кем бы он не заводил беседу, он сеял в душах собеседников семя сомнения. У кого-то оно так и засыхало, попав на каменистую почву привитых с детства моральных, нравственных и этических принципов и догм, но у большинства давало свои всходы, вырастало и окутывало душу ветвями недоверия и смущения.

Оставаясь наедине с самим собой, тот или иной житель поселка, часто задумывался о том, а правильно ли он живёт? Неужели весь остальной мир, живущий по иным правилам, нормам и законам ошибается, и только в Сидабро настоящая, истинная вера и уклад жизни?