Хей, Осман!

Священник и клисарь исчезли не на долгое время, затем явились уже в обычной болгарской одежде. Девки встали в круг, схватились за руки и пошли кружиться и притоптывать под звуки волынки... Молодые мужчины сделали другой круг... Дети и люди постарше подбадривали плясунов громкими возгласами... Священник также покрикивал весело, а клисарь встал в круг...

Расплясавшиеся мужики и парни выбегали к Осману и Михалу и тянули их в свою пляску... В конце концов все- таки пришлось уступить и немного поплясать вместе со всеми... Плясовые движения Османа и Михала приветствовались громчайшими возгласами одобрения...

На другой день, уже на дороге, Осман говорил Михалу:

   - Не приметил я у болгар особого благочестия!..

   - Это верно, - отвечал Михал. - Болгары привязаны более к своим давним верованиям. Полагаю, они всё ещё верят в Тенгри-Тангра, в Бога-Небо...

Михал почувствовал задумчивость Османа и замолк... Осман вспоминал детство, мать, отца...

Осман и его люди повидали ещё много болгарских сел. Встречали их по-доброму, хорошо, подносили кушанья, подарки... В одном селе пригласили Османа и Михала в большой дом, где собралось в горнице большой много девиц, прявших и ткавших полотно на простых станках деревянных. Османа и Михала усадили почтительно в передний угол вместе с местными стариками. Осман, давно уже свыкшийся с обычаями неверных, всё же был несколько смущён тем, что мужчины уселись глядеть на девиц... Один из стариков заметил смущение Османово и заговорил с ним запросто:

   - Ты не думай, султан, будто мы здесь сидим и глядим на девиц, потому что мы сластолюбивы. Нет, мы здесь для того, чтобы поддержать и соблюсти должный ред-порядок; мы здесь для того, чтобы не допускалось никаких бесчинств!..

Осман удивился и подумал: «Какие бесчинства могут натворить эти девицы-рукодельницы?..» И очень скоро, словно бы в ответ на его невысказанный вопрос, раздались за дверьми громкие нестройные мужские голоса, певшие дикую какую-то песню... Осман невольно протянул руку к поясу - за оружием; но тот же старик, что заговорил с ним прежде, тотчас остановил его:

   - Не тревожься, султан! Это не разбойники, это наши парни явились веселить девушек!..

Двери - створки - распахнулись широко, и в горницу вступили гурьбой парни. Одеты они были совсем чудно: на ногах - плетёная обувь с белыми онучами; одежда пышная, увешенная бубенцами и медными колокольцами, обшитая мехом бараньим; но самое дивное - были головы, упрятанные в остроконечные шапки высокие, закрывающие лица. В прорези глядели смеющиеся глаза, вышиты были на переде шапок страхолюдные морды полулюдей- полузверей; на шапках также гремели-звенели колокольцы и бубенцы и спадали на меховые плечи гривы буйные, свитые из множества цветных грубых нитей... Парни нарочно ревели, как быки, выли волками, широко размахивали руками меховыми, так, что колокольцы и бубенцы ещё сильнее гремели-звенели...[313] Парни расселись на полу деревянном, на большом свободном месте... Девицы оживились, переговаривались, пытались распознать своих братьев и женихов... Один из парней выскочил в самую серёдку горницы, пышный нитяной хвост прицеплен был к его заду. Откуда ни возьмись объявился волынщик и заиграл что было мочи. Парень заплясал, вытворяя сильные движения бёдрами и задом; он топал ногами, подымал то одну ногу, то другую, вскидывал руки поочерёдно, выпевал слова, свистел птицей лесной... И в песне его пелось о горах и лесах, о ветвях и листьях, о птицах в гнёздах...

...гурона и планинона,
и пу гурона дарвену,
и пу дарвену вейкине,
и пу вейкине листену,
и пу листену гнездана,
и пу гнездана пилцене...

Этого певца-плясуна сменяли другие. А девицы не прекращали усердных своих трудов, но то и дело поглядывали на парней и кидали весёлые, острые словечки... Раздавались взрывы смеха, взмётывались руки, топали ноги в плясках... Но никаких бесчинств или непристойностей не происходило, старики смотрели строго...

Усталые парни снова уселись на своё место. Девки оставили работу. Парни стаскивали высокие свои шапки и открывали весёлые лица. Девки весело гомонили; иные из них давно уже распознали брата или жениха и теперь с гордостью за себя напоминали о своей догадливости; другие, напротив, прежде не распознали, ошиблись, и теперь их поддразнивали... Девки и парни принялись загадывать друг дружке загадки. Осман посмеивался, вспоминал детство и юность... Многие слова наречия славянского он понимал, потому и смеялся...

Тилилей свири
на четири свирки, -

пропела бойкая девица.

Осман попытался сообразить, кто же это может играть сразу на четырёх дудках, но никак не мог понять и невольно смеялся своей недогадливости...

   - Теленок!.. Теленок матку сосёт! - выкрикнул один из парней.

«И вправду, коровье вымя - четыре сосца!» - Осман расхохотался...