Хей, Осман!

Однако приняли Османа и его спутников дружелюбно, выставили угощение - баранину, квашеное молоко, хлеб, мёд. Осман одарил старейшин деньгами... И всё же люди показались Осману мрачными и опечаленными... Тогда он решительно спросил старейшин, в чём причина их горя, столь видимого... Старейшины отвечали, что ему лучше уехать поскорее из их селения. Осман спросил, отчего так. Отвечали, что заразная болезнь поразила уже несколько семей. Оттого все и мрачны... Осман тотчас приказал всем своим спутникам уехать из этого селения...

   - А я останусь! - сказал султан Гази твёрдо. И такая твёрдость слышалась в голосе его, что сыновья не посмели возразить ему и поспешили исполнить его приказ.

Однако Михал остался. Тщетно Осман приказывал и ему уехать:

   - Уезжай вместе со всеми, брат Михал! Я ведь нагоню вас после!..

   - Никуда я не поеду без тебя, - отвечал спокойно и с достоинством Михал. - Кто знает, как судьба решит - то ли нагонишь поезд, то ли никогда уже и никакой поезд не нагонишь! Я с тобой во всём. Какая тебе судьба, такая и мне!..

   - Полно! Полно! - Осман махнул рукой. - Лишних слов не говори. Оставайся со мной. Одна судьба, так уж одна судьба!..

На другой день Осман отправился вместе с Михалом верным и со всеми жителями селения на похороны умерших... Собираясь, застёгивая пояс на пряжку, Осман такое сказал Михалу:

   - Я знаю, ты опасаешься, как бы не убили меня местные насельники. Мы ведь с тобой одни среди них. А видно, что это не греки и не болгары. Эти сербы - жёсткие люди, я ведь всё вижу!.. Только не боюсь! И ты за меня не бойся!.. Они у меня, у внуков моих и правнуков, обручнеют!..[315]

И всё же Михал не отходил от своего султана ни на шаг!..

Сначала погребали одного старика, он был при жизни своей среди старейшин селения. На ночь оставили его в церкви, а наутро вынесли на носилках и понесли на кладбище. Жена, дочери и внучки, одетые в самую красивую свою одежду, встали у гроба, куда мертвеца уложили с носилок. У гроба поставлены были хлеб, блюдо с жареной бараниной и большой кувшин вина. Младшая внучка сняла с головы чёрный плат, нарочно надетый, и положила в открытый гроб. Затем женщины стали подносить к лицу покойника кусочки мяса, хлеба; разлили вино из кувшина по медным чашкам и каждый из родичей умершего, прежде чем выпить, проливал несколько капель на лицо его... Окончив трапезу погребальную, женщины принялись рыдать с завываниями и причитаниями. Они громко спрашивали мертвеца:

   - Зачем ты ушёл от нас? Разве мы заслужили такое пренебрежение от тебя? Чего недоставало тебе в жизни с нами? Разве мы плохо служили тебе? Зачем ты оставил нас одних в этой горькой жизни, переполненной несчастьями?!..

Затем хоронили ещё нескольких умерших; женщину с двумя маленькими сыновьями, и ещё другую - с двумя дочерьми и сыном. Они были положены в гробы в своих лучших одеждах, головы их были украшены цветами и ветками базилика... Осман пристально вглядывался в лица мёртвых. Он видел, что их тела не вздулись, а лица не черны... «Стало быть, болезнь не так страшна!» - подумал Осман. Но говорить это вслух не стал, чтобы не нарушать чужой ему погребальный обряд...

Женщины окружили открытые гробы, сидели на земле и стояли; плакали и пели жалобные песни; одна запевала, за ней подхватывала другая, за ней - третья... Осман расслышал, что сербское наречие походит на болгарские говоры; и потому он разбирал, понимал много слов... Женщины очень горевали, били себя ладонями в грудь, рвали волосы на голове, царапали себе щёки так глубоко, что капли крови падали на умерших. Женщины наклонялись и целовали лица и руки мертвецов... И при этих похоронах ели, пили и как бы кормили и поили покойников...

Затем пришёл священник и перекрестил гробы. Он был одет попросту, как обычный крестьянин; только длинные волосы и особенная шапка выдавали в нём духовное лицо...

На кладбище многие могилы украшены были резными деревянными фигурами серн. В этих могилах погребены были женщины. На вопрос Османа, что это за украшения, ему отвечали, что эти украшения должны означать ловкость женщин, какую они проявляли при жизни своей в полевых и домашних трудах. Мужские могилы украшались длинными женскими волосами; эти волосы срезали с голов своих в знак печали по умершим отцам, сыновьям и братьям их жены, дочери и сёстры...

Когда погребли всех, понесли на кладбище простую местную еду и вино в кувшинах. Пили и ели. Осман и Михал также поели хлеба и пригубили виноградного сока... Меж тем селяне, и в их числе и родичи покойников, только что горевавшие отчаянно, пустились петь и плясать, заведя хороводы...

Да знаjеш, моме, мори, да знаjеш,
каква jе жалба за младост,
на порта би ме чекала,
од коньа би ме скинула
у собу би ме унела,
у уста би ме льубила...