Однако он своими руками размолол в пыль этот осколок.
Да, он и правда бессердечный. Это неопровержимый факт.
Тот подросток, тот юноша, тот мужчина, который мог смеяться и злиться, цельный или сломанный, его любимый человек. Тот единственный в мире возлюбленный, который не боялся, почитал, терпел и прощал его, тот, кто своей плотью и кровью заслонил его от беды.
Тот, кто вместо него принял Цветок Вечного Сожаления Восьми Страданий Бытия и вместо него стал не знающим жалости Темным Владыкой.
Ему еще не исполнилось и шестнадцати, когда он отдал все без остатка, защищая такого глупого человека, как Чу Ваньнин.
Этот человек больше никогда не вернется.
«Ой, дождь, нужно успеть спасти как можно больше земляных червей».
«Учитель, это «Белые Цветы Груши». Пожалуйста, попробуйте».
«Мой подарок для наставника такой некрасивый… очень уродливый! Ужасно безобразный!»
«Ваньнин. Я скучал по тебе».
Когда-то с улыбкой он написал, что хотел бы построить огромный дом, где будут миллионы комнат для обиженных судьбой бедняков.
«Платить за добро, не держать зла».
Но на протяжении двух жизней, то всплывая, то погружаясь с головой, он плыл в этом полном трупов кровавом море.
«Не держать зла… не держать зла…»
«У меня нет особых амбиций. Я учусь магии, чтобы, в случае чего, можно было спасти чуть больше людей…»
Об этом заветном желании Мо Жань рассказал Чу Ваньнину, когда был еще совсем юн и разум его был ясен.
В то время он с ни с чем не сравнимой искренностью надеялся, что как можно больше людей сможет выжить, и именно это хорошо.
Перед тем как пасть до Тасянь-Цзюня, он так горячо и истово любил каждую жизнь, что был готов отдать свою душу, чтобы отплатить за благодеяние и защитить всех, кто относился к нему хорошо.
«Пусть я глуп, я буду упорно учиться. Если я буду стараться изо всех сил, Учитель не сможет винить меня за мою глупость, ха-ха-ха».
В памяти возник тот юноша, который, почесав затылок, улыбнулся ему и своими, словно наполненными грушевым вином, манящими ямочками на щеках сразил и опьянил его на всю жизнь.
Чу Ваньнин закрыл глаза.
В конце концов его руки начали дрожать.
Голова кружилась, и в этом тумане, казалось, по залу пронесся легкий ветерок и нежно поцеловал его влажные ресницы. Казалось, он услышал голос Тасянь-Цзюня, на редкость низкий, плавный и ласковый. Тихим вздохом у виска он ласково коснулся его уха:
«Слава, желания, кровь, плоть, кости, сердце, душа, тело и в остатке прах. Прости, у меня было лишь это, и все уже принесено в жертву. Я старался изо всех сил. Ваньнин, ты должен хорошо заботиться о себе…»
Чу Ваньнин резко распахнул глаза и вскинул голову. Его глаза затуманились, и в этот момент, как наяву, он увидел перед собой ту самую нить души Тасянь-Цзюня, его прекрасное лицо, нежность в его глазах и его улыбку, счастливую и в то же время очень печальную.
— Мо… Жань…
Душа этого человека, что должна была быть чиста, как цветок зимней сливы, ярко сияла. Он наклонился, чтобы обнять и поцеловать его, просочился сквозь протянутую к нему ладонь и наконец рассеялся в его руках, словно недолговечный цветок «царицы ночи».
— Все пропало!
Внезапно в зал вломился ученик Цитадели Тяньинь и в панике с порога закричал:
— Все пропало!!!
Му Яньли была единственной в этом зале, кто еще сохранял хотя бы видимость выдержки и спокойствия. Со слезами на глазах она повернулась и резко сказала:
— Я знаю, что случилось с Тасянь-Цзюнем, не надо…
— Что? — ученик на мгновение растерялся, но потом, все еще ничего не понимая, топнул ногой. — Это не Тасянь-Цзюнь! Это у подножья горы! Все школы Верхнего и Нижнего Царства собрались вместе и теперь идут сюда, чтобы атаковать нас!
Глава 301. Пик Сышэн. История повторяется вновь
Перед горой под проливным дождем стояло недавно собранное народное ополчение из представителей всех духовных школ.
Пространственно-временные Врата Жизни и Смерти только что открылись, и пока было непонятно, чье это логово[301.1] и какие опасности подстерегают их впереди. По этой причине внутри этой наспех созданной армии союзников не было единства, у каждого имелся свой интерес, и никто не желал брать на себя инициативу и сражаться в первых рядах. Все они боялись, что, если потревожить впавших в спячку на Пике Сышэн марионеток Вэйци Чжэньлун, им вновь придется биться с той самой не знающей страха и жалости непобедимой армией[301.2], с которой они столкнулись когда-то на горе Цзяо.
С затаенным страхом люди смотрели вдаль… Кто знает, может, там, в скрытом за пеленой дождя Дворце Ушань, выпрямив спину и закрыв глаза, сидит тот страшный демон и только и ждет, когда кто-то из них, отбросив осторожность, бросит первый камень[301.3], чтобы потом схватить и разорвать их всех на куски?
Кто-то из толпы, высоко подняв зажженный при помощи магии факел, запрокинул голову, чтобы взглянуть на эту величественную горную вершину и, тяжело вздохнув, пробормотал:
— Кто мог подумать, что Цитадель Тяньинь способна на такое… Мне до сих пор кажется, что я вижу это во сне…