Хаски и его учитель белый кот. Том III

Он был связан магическими путами, его окутывал барьер из заклинаний, а по периметру помоста стояла стража. Мо Жаню предстояло простоять здесь на коленях три дня и три ночи, вплоть до того дня, когда из его сердца вырежут духовное ядро, смиренно принимая насмешки, презрение и брань от проходящих мимо людей. Это и называлось публичное обнародование.

— Папа, мама, я хочу посмотреть на него.

В гостевых покоях Цитадели Тяньинь Сюэ Мэн не мог усидеть на месте. Когда он вдруг резко вскочил на ноги, госпожа Ван крепко ухватила его за рукав и заставила снова сесть.

— Не ходи, — сказала она. Эта женщина редко проявляла твердость характера, но на этот раз она была непреклонна. — Не нужно ходить к Помосту Покаяния. Не надо тебе на него смотреть.

— Почему?! Я просто… просто…

Госпожа Ван покачала головой:

— Прямо сейчас существование Пика Сышэн под угрозой, так что мы не сможем защитить тебя. Сколько человек сегодня призывали распустить наш орден? Тебе и твоему отцу нужно сохранять хладнокровие, не выделяться и не лезть на рожон. Если Пик Сышэн постигнет беда, то у Юйхэна и Жань-эра просто не останется путей для отступления.

Ошеломленный ее словами Сюэ Мэн спросил:

— А что если кто-то будет бить его или бранить? Я не понимаю, как так вышло с тем нападением марионеток Вэйци Чжэньлун… Почему он способен распустить их… но… — Сюэ Мэн зарылся лицом в ладони и влажным от подступивших слез голосом продолжил, — но в тот день он действительно спас всех нас… Почему те, кто даже не был там тогда, те, кто не знает, с чем нам пришлось столкнуться, полагаясь на одну точку зрения, будут обращаться с ним так.

Почему?

Сюэ Мэн не понимал. Он был слишком чист сердцем.

Но госпожа Ван все понимала, так же, как все понимал и Сюэ Чжэнъюн.

Цитадель Тяньинь была мерилом справедливости мира совершенствования… Если такой нерушимый утес возвышается над миром на протяжении тысячелетий, мало кто задумается, почему именно этот орден определяет, что такое справедливость, и возможно ли, что он тоже может ошибиться. Учитывая такой непререкаемый авторитет и влияние, даже если кто-то и посмеет подать голос против, его будет очень легко подавить.

Мо Вэйюй — преступник. И раз уж он считается преступником, любой может оскорблять его и издеваться над ним. Потому что преступника принято бить и бранить. Плевок в его сторону — уже благое дело, ударить его кулаком — это вовсе не насилие и не вымещение на беззащитном человеке собственной злобы, не бездумное следование за толпой, не выражение собственной зависти и уж тем более не наслаждение собственной безграничной властью над тигром, что, спустившись в долину, утратил свободу и былое величие.

Это ведь все ради того, чтобы покарать зло и проповедовать добро.

Толпе следует бить в ладоши от радости, а тот, кто осмелится подать голос в защиту преступника или даже просто выразить ему свое сочувствие, несомненно, является его соучастником, а значит заслуживает того, чтобы его тоже вывели на помост и, измазав лицо грязью, обрезали ему волосы… «Тьфу, это же такое моральное разложение», — скажут они. — «И раз уж этот человек не может отличить праведное от неправедного, давайте все вместе вобьем в него правду жизни».

Сюэ Мэну нельзя было идти к Помосту Покаяния.

Там он мог просто сойти с ума.

Под вечер начался мелкий дождь.

У Помоста Покаяния не было крыши, и Мо Жань с закрытыми глазами стоял на коленях под моросящим дождем. Тонкие нити дождя льнули к его лицу. Словно волны прибоя людской поток то накатывал, то уходил, но даже дождь не смог остудить царящего вокруг праздного оживления.

К этому времени все заклинатели уже разошлись и перед помостом остались лишь простые люди, большинство из которых даже не понимало сути происходящего. Эти жители Верхнего Царства не занимались совершенствованием и не знали о подоплеке трагических событий, что произошли ранее, однако они были чрезвычайно любопытны. Стоя под своими зонтиками из промасленной бумаги, они с интересом всматривались в связанного мужчину на помосте.

Во время дневного суда их зрительские места были расположены слишком далеко, чтобы им удалось как следует рассмотреть внешность Мо Жаня, однако во время публичного покаяния каждый мог подойти поближе и взглянуть ему в лицо.

Какая-то юная дева в изумлении прошептала:

— Сегодня утром, услышав о его преступлениях, я подумала, что он жуткий урод с синей мордой и торчащими наружу клыками, а он, оказывается, весьма хорош собой.

Стоящий рядом с ней крепкий рослый детина, поправив плащ на ее плечах, сказал:

— Ты еще слишком невинна и доверчива. В этом мире не счесть красивых людей с черным сердцем. Не обманывайся внешней привлекательностью.

Были здесь и родители с детьми на руках, которые специально пришли сюда со своими отпрысками.

Отец одного такого семейства, человек культурный и образованный, работал преподавателем в одной из школ Верхнего Царства. Приподняв своего ребенка, чтобы тот мог ясно рассмотреть внешность стоящего на коленях Мо Жаня, он сказал: