Хаски и его Учитель Белый Кот, Том II

— Вот, эти пельмешки я все равно сегодня уже не продам, так что, пожалуйста, поешьте на дорожку…

Мо Жань поблагодарил его и, проводив взглядом старенького продавца, собравшего свои пожитки и спокойно потопавшего восвояси, поставил пиалы на каменную скамью.

Чу Ваньнин никогда не любил зеленый лук, а старичок щедро посыпал им вонтоны. Мо Жань аккуратно переложил весь лук в свою пиалу, а ту, в которой лука больше не было, поставил перед Чу Ваньнином.

— Учитель, поешьте из этой пиалы.

Чу Ваньнин посмотрел на него и не стал отказываться. Он взял ложку и неспешно зачерпнул бульон, чтобы попробовать, каков он на вкус.

Мо Жань смотрел, как он ест. Холодный призрачный бульон только касался бледных губ и оставался в ложке, как и пельмешки. Именно так ели настоящие призраки.

— Вкусно?

— Сгодится.

— Они точно не такие вкусные, как те драконьи ушки[119.7], которые делаете вы.

— Кхе! – застигнутый врасплох Чу Ваньнин закашлялся, подавившись призрачным бульоном. Вскинув голову, он с изумлением уставился на сидевшего рядом юношу, который посмеивался над ним, держась за раненую щеку. Внезапно он почувствовал себя моллюском, чью раковину сломали, а его самого вытащили на палящее полуденное солнце. Его маленькая тайна оказалась открыта, а прикрыться было нечем.

— …Какие еще драконьи ушки?

Старейшина Юйхэн сдвинул брови и попытался придать лицу самое невозмутимое выражение, из последних сил стараясь сохранить остатки своего авторитета наставника.

— Не притворяйтесь!

Только Чу Ваньнину удалось нащупать точку внутреннего равновесия, как Мо Жань поднял руку и погладил его по волосам, выбив почву у него из-под ног и разбив вдребезги весь его учительский авторитет.

Теперь Чу Ваньнин разрывался между тем, чтобы впасть в ярость или совсем пасть духом.

— Я все знаю.

— …

Мо Жань спокойно опять достал духовный фонарь из сумки цянькунь и поставил рядом с собой на лавку.

— При жизни с Учителем сложно было иметь дело, но сейчас мы в Призрачном Царстве, где благовоспитанная душа врать не будет.

— Да, это я делал их для тебя, но это не более, чем…

Мо Жань приподнял брови и с улыбкой посмотрел на него.

«Не более чем» что?

Угрызения совести? Желание накормить голодного ребенка? Позднее раскаяние?

Он все еще не мог произнести вслух нужные слова.

Чу Ваньнин всегда чувствовал, что в его сердце есть некий изъян*. Так уж вышло, что его чувство собственного достоинства и желание сохранить лицо были значительно больше, чем у большинства людей. «Быть добрым к другим», «любить кого-то», «испытывать чувство привязанности» — все эти простые человеческие чувства воспринимались им как что-то постыдное. В юные годы он в одиночку прошел через ветер и дождь и превратился в выносливое дерево, чья крона упиралась в небеса. Он стал непреклонным и строгим, возвышающимся над всеми, подобно мощному дереву.

Такое мощное дерево никогда не будет привлекать кого-то своим цветением, его ветви никогда не согнутся под весом простых человеческих чувств, ведь оно совсем не похоже на шелковую повилику, которая выживает, обвивая сердца людей греховными соблазнами.

Строгий, устойчивый и очень надежный он просто молча стоял на обочине дороги, безмолвно защищая путников от дождя и ветра, отбрасывая тень на тех, кто в жару искал прохлады.

Возможно, дело было в том, что он был слишком высоким и величественным, так что, чтобы увидеть самые красивые и нежные листья, людям нужно было слишком высоко задирать голову. Путники приходили и уходили, но никто так и не посмотрел вверх, никто не захотел узнать его поближе.

Так уж устроено зрение людей: им проще смотреть под ноги или хотя бы на то, что находится на одном уровне с ними. Поэтому со временем он привык не ждать большего и принял свое одиночество, как часть естественного порядка вещей.

На самом деле никто в этом мире не рождается сам по себе, так уж определено природой, что мы всегда зависим от кого-то.

Одни люди учатся использовать эту врожденную зависимость, и, цепляясь за сильного, становятся все более соблазнительными, нежными и кроткими. Со временем они используют свою бесхребетность лианы, чтобы взобраться повыше, и, используя медовые речи и льстивые слова, отхватить свой кусок пирога от мирских благ.

Другой тип людей, таких, как Чу Ваньнин, с тех пор, как они пробились на белый свет из горной породы, привыкли всего добиваться сами, служа опорой для всех прочих. Именно потому самим им не на кого опереться, со временем они становятся несгибаемыми и сильными, с ног до головы облачаясь в неподатливое железо и заковывая сердца в сталь. Эти люди привыкли смотреть свысока на слабости тех, кто цепляется за них, и, не желая быть использованными, боятся позволить себе даже секундную слабость.

Эти люди никогда не выпускают оружие из рук и не снимают свои латы, и в любой момент готовы дать отпор врагу и другу. В страхе обнажить перед кем-либо свою слабость, им не дано познать, что такое любовь и нежность чужих объятий.