Мо Жань запрокинул голову и вдруг увидел единственную чудом сохранившуюся цветущую ветвь. И только сейчас из самой глубины его сердца поднялась волна невыносимой боли. Он прижался лбом к стволу дерева и заплакал навзрыд.
— Учитель… Учитель... — шептал он, задыхаясь от слез. С губ против воли слетали те самые слова, что он произнес, когда впервые встретился с Чу Ваньнином. — Позаботься обо мне, ладно? Просто… позаботься обо мне...
Но только вещи годами остаются неизменными, люди же меняются[98.4]. Пагода Тунтянь стояла на прежнем месте, но он был тут совсем один. Никто больше не услышит его мольбу. Никто не придет.
Мо Жань возродился в молодом пятнадцатилетнем теле, но оно было не более, чем оболочкой для души слишком много повидавшего на своем веку тридцатидвухлетнего Тасянь-Цзюня. Распоряжаясь жизнью и смертью миллионов людей, он думал, что уже вкусил всю горечь и сладость этого мира. Поэтому после возрождения все его чувства, будь то радость или печаль, нельзя было назвать по-настоящему искренними и полными. Скорее, это была лишь маска, которую он носил.
Однако в эти минуты на его лице отразилось неподдельное замешательство и настоящая боль. Впервые за долгие годы он был настолько эмоционально обнажен, так слаб и нежен душой, чист и незрел.
Только в этот момент его внутреннее и внешнее состояние стали по-настоящему гармоничны. Теперь Мо Жань выглядел, как юный ученик, который потерял своего наставника, как брошенный ребенок, лишившийся всей своей семьи, как бродячий пес, потерявший дом и не способный найти дорогу назад.
И он молил, чтобы кто-то побеспокоился о нем.
«Позаботься обо мне…»
Но никто не откликнулся. Только лишь украшенные пышной листвой ветви яблони качались на ветру, отбрасывая причудливые тени.
Тот красивый человек, которого когда-то он встретил под этим деревом, больше никогда не сможет поднять голову, чтобы взглянуть на него даже в последний раз.
Глава 99. Третье оружие Учителя
В ту ночь Мо Жань заснул, прислонившись к яблоне.
На Пике Сышэн было очень много мест, несущих в себе отпечаток присутствия Чу Ваньнина. Чтобы оплакать Учителя, правильнее было пойти в Павильон Алого Лотоса, но, прислонившись к этой яблоне, вдыхая этот навевающий воспоминания аромат, он, наконец почувствовал, что боль в сердце немного утихла.
Когда-то Мо Жань искренне считал, что преклонить колени перед Чу Ваньнином и выбрать его своим учителем — было самым большим несчастьем в его жизни. Теперь же он осознал, что с самого начала это было самой большой его ошибкой.
Сегодня он, наконец, понял, что тем, кому это принесло несчастье, был не Мо Вэйюй, а Чу Ваньнин, который в тот судьбоносный момент, опустив голову, замер под цветущим деревом, погрузившись в глубокие раздумья.
— Господин бессмертный! Господин бессмертный, позаботьтесь обо мне.
Он смутно помнил свои первые слова, обращенные к Учителю. Может, он сказал это, а может, и что-то другое, но прошло слишком много времени, и он уже не помнил точно.
Однако Мо Жань отчетливо помнил то удивленное и потерянное выражение лица Чу Ваньнина, когда он поднял ресницы и взглянул на него.
Его лицо тогда было таким нежным и ласковым.
Теперь, годы спустя, Мо Жань лежал под этой же яблоней и думал, что если бы было можно повернуть время вспять и вернуться в тот день, он никогда не стал бы просить Чу Ваньнина принять его в ученики.
Потому что именно в тот миг, когда Учитель поднял взгляд и посмотрел на него, их жизни и судьбы бесповоротно и мучительно перепутались между собой.
Две жизни.
Он сам все разрушил, своими руками.
Две жизни…
Пытаясь сглотнуть вставший в горле комок, Мо Жань закрыл глаза. Казалось, его сердце терзали тысячи муравьев. Измученный совестью и виной, юноша провалился в тревожную дрему.
И там его настигло воспоминание, которое он с момента перерождения хотел запечатать в своей памяти. Стоило этому эпизоду из прошлого освободиться от сковывающих его кандалов, и он, словно острый нож, распорол грудь Мо Жаня, чтобы вырвать из нее пульсирующее от боли сердце.