Чу Ваньнин опустил ресницы. Конечно же, Мо Жань не стал бы сам ее готовить.
— Попробуйте съесть немного. Эта еда не острая, в ней нет пророщенных ростков и говядины.
Затем он просто вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Его все еще мучили угрызения совести из-за полученной Чу Ваньнином травмы. Однако это было все, что он мог сделать для него сейчас.
В комнате погруженный в свои мысли Чу Ваньнин сидел, прислонившись к подоконнику. Скрестив руки на груди, он издали смотрел на миску с лапшой и ребрышками, пока от лапши не перестал идти пар и она совсем не остыла.
Только после этого он наконец сел за стол, взял палочки и начал медленно есть уже холодную и даже немного комковатую лапшу.
Дело о злом духе в доме семьи Чэнь было завершено. На следующий день они забрали своих лошадей из конюшни на почтовой станции и направились обратно в орден по той же дороге, по которой приехали в город.
По всему городу, от чайных до продуктовых закусочных, все только и говорили о том, что случилось с семьей Чэнь. Для такого провинциального городишки подобный скандал был достаточно значимым событием, чтобы быстро стать притчей во языцех по крайней мере на год.
— Кто бы мог подумать, что старший сын семьи Чэнь женился на госпоже Ло за закрытыми дверями. Бедная девочка Ло!
— Если хочешь знать мое мнение, этого бы не случилось, если бы Чэни не разбогатели. Богатство их испортило. Не зря говорят, что дурные мысли, что помои в чистой воде, могут затопить весь город.
Недовольный услышанным мужчина возразил:
— Сам Чэнь Бохуань не сделал ничего плохого! Все это дело рук его отца и матери. Я надеюсь, что все потомки рода Чэнь родятся уродами без заднего прохода.
— Мертвых, конечно, жалко, но как насчет живых? Взгляните на дочь из семьи Яо. С какой стороны ни взгляни, она ни в чем не виновата, но несправедливо пострадала за чужие грехи. Эта госпожа Чэнь — старая сука с черным сердцем. Она обманула бедную девушку, и что ей теперь делать?
— Второй раз выйти замуж, конечно.
Его собеседник закатил глаза и с издевкой переспросил:
— Жениться? На ней? Ты возьмешь ее?
Деревенский мужик, над которым насмехались, осклабился и, ковыряясь в щели между зубами, ответил:
— Если моя первая жена будет не против, я, конечно, возьму ее второй женой. Почему бы и нет, госпожа Яо очень красива и богата, я бы не отказался от такой вдовушки.
— Тьфу, возжелала жаба отведать мяса лебедя!
Сидевший на лошади Мо Жань навострил уши, напряженно прислушиваясь ко всем разговорам. Если бы не ехавший рядом Чу Ваньнин, у которого между закрытыми глазами и нахмуренными бровями, казалось, было написано: «чертовски шумно», — Мо Жань мог бы даже присоединиться к этим сплетникам.
Так, бок о бок, стремя к стремени, они выехали из города и оказались на окраине. Ши Мэй внезапно удивленно ахнул и указал вдаль:
— Учитель, посмотрите туда!
Перед разрушенным храмом большая группа деревенских жителей в грубой одежде деловито таскали кирпичи и камни, по всей видимости, намереваясь восстановить храм и статую призрачной покровительницы браков.
Ши Мэй обеспокоенно спросил:
— Учитель, прежняя призрачная покровительница браков ушла, но они создают новое пристанище для божества. Сможет ли она вновь возродиться и творить зло?
— Я не знаю.
— Может, нам попытаться отговорить их?
— Традиция посмертного брака в этом городе существует уже несколько поколений. Вряд ли есть такие слова, которыми мы могли бы их отговорить. Поехали.
И он поскакал вперед, подняв за собой клубы пыли.
Был уже вечер, когда они вернулись на Пик Сышэн.
У горных ворот Чу Ваньнин раздал своим ученикам поручения:
— Вы двое идите и доложите о результатах миссии в Зал Даньсинь. Я пойду в Зал Цинтянь.
Мо Жань не сразу понял, о чем он:
— А зачем вы туда пойдете?
На лице Ши Мэя ясно читалось беспокойство, но выражение лица Чу Ваньнина осталось все таким же нечитаемым и бесстрастным.
— Получить наказание, — ответил он.
Конечно, преступление — это преступление, совершено оно крестьянином или императором, но какой император когда-либо был брошен в тюрьму, чтобы ожидать казни за убийство человека? В мире совершенствования все было так же, как и среди простых смертных… Утверждение о том, что проступок был проступком, совершен он учеником или старейшиной, в подавляющем большинстве духовных школ было только пустыми словами. На самом деле там, где ученик будет жестоко наказан, старейшина в лучшем случае напишет письмо с извинениями. Какой идиот на самом деле пойдет каяться и послушно получит порку или несколько десятков ударов палкой?
Вот почему когда старейшина Цзелюй выслушал исповедь Чу Ваньнина, его лицо позеленело.
— Нет… э… старейшина Юйхэн, вы правда… вы правда ударили заказчика?
Чу Ваньнин бесстрастно ответил:
— Да.
— Вы действительно слишком…
Чу Ваньнин поднял голову и, угрюмо взглянув на замолкшего на полуслове старейшину Цзелюй, сказал:
— В соответствии с правилами наказание за это нарушение — двести ударов палкой, семь дней на коленях в зале Яньло и три месяца запрета покидать орден. У меня нет возражений, я готов принять наказание.