Атмосфера была совершенно нерабочая – все, как и Инга, не сидели на месте, а слонялись по опенспейсу и болтали со знакомыми. Отовсюду доносился смех. В женском туалете сильно пахло духами. В их отделе только Алевтина, как всегда, была занята делами и что-то не успевала. Сегодня ее обычное поведение настолько не вязалось с общим настроем, что на нее смотрели почти с осуждением и намеренно отвлекали. Мирошина опять включила радио на полную мощность – на этот раз, правда, не «Шоколад», а «Европу плюс». Галушкин куда-то ушел и вернулся, хитро улыбаясь, с бутылкой шампанского под мышкой.
– Я решил: раз работать мы все равно сегодня не будем, так чего время терять, – объявил он.
– Я работаю, – буркнула Алевтина.
– Что-то рано, – засомневалась и Мирошина, однако сразу оживилась.
– Я прошелся по офису – маркетинг уже пьет, а юристы, я знаю, вообще пьют с самого утра. Алевтина, потом поработаешь, не отрывайся от коллектива.
Шампанское разлили по пластиковым стаканчикам. Алевтина поджала губы, но все же взяла один и поставила его рядом, тут же, впрочем, вернувшись к недописанному письму. Остальные сделали по глотку, смущенно хихикая и переглядываясь.
Смущение, впрочем, начисто улетучилось, когда они допили, и Галушкин резво побежал за второй бутылкой. На этот раз никто не протестовал, даже Алевтина. Едва они снова разлили шампанское, как в их уголок заглянула Самойлова – она была заместительницей Капитоновой, начальницы отдела маркетинга, и, как и Капитонова, всегда ходила с недовольным видом. Она даже сейчас, при общем веселье, умудрялась сохранять такое брезгливое выражение лица, словно только что проглотила слизняка. Инга на секунду оробела, но Галушкин, не растерявшись, тут же подскочил к Самойловой и галантным жестом предложил ей шампанское. Брезгливость на лице Самойловой сменилась глубоким недоумением, с которым она некоторое время созерцала протянутый ей стаканчик. Все замерли. Самойлова нерешительно взяла его и покрутила в руке, а потом вдруг выпила залпом и молча удалилась, так и не сказав, зачем приходила.
На обед сегодня не пошли: весь день ели имбирные пряники, которые с утра принесла Мирошина, а потом офис-менеджер Кристина заказала суши на всех. В три часа дня приступили к раздаче подарков. Стол вынесли из переговорки и поставили в коридоре опенспейса. Все повскакивали со своих мест (Мирошина, вставая, пошатнулась и захохотала, а Аркаша бросился ей на помощь, но она снисходительно отвела его руку) и расположились полукругом. Илья подошел к столу и приступил к раздаче.
Он брал в руки каждый подарок по очереди, заглядывал в пакеты и потряхивал коробки – нагнетал интригу, а потом, громко прочитав указанное на упаковке имя, вручал его адресату. Все смеялись и аплодировали.
Инге досталась большая свеча из «Зары» с запахом французской ванили – вычислить, кто ее подарил, было невозможно. Инга надеялась, что это хотя бы не Илья. Галушкин был вполне рад бутылке виски, а Аркаша, наоборот, кисло улыбался, разглядывая набор носков со смешными принтами. Самому Илье подарили пластинку, Инга не разглядела какую. Мирошина извлекла из пакета набор косметики для ванны – Инга бы с удовольствием поменялась с ней подарками. Алевтина же выглядела по-настоящему довольной. В отличие от большинства подарков, завернутых в блестящую новогоднюю бумагу, ее был упакован в крафтовую и перевязан бечевкой, а внутри оказалась большая, дорогая на вид книга по истории балета.
– Ой, спасибо! – с искренней радостью воскликнула Алевтина, едва надрывая бумагу. – Я так давно ее хотела!
Инга метнула взгляд на Галушкина, но он стоял с ничего не выражающим видом. Она быстро оглядела остальных коллег. Все улыбались. На глаза попался Илья. Он тоже улыбался, но, как показалось Инге, по-особенному. Она отвела глаза.
Корпоратив был назначен на семь, и Инга еле успела выскочить от визажистки к моменту, как все собрались ехать. Она сама провела у нее от силы полчаса, в то время как Алевтина – все полтора. Выглядела та, впрочем, сногсшибательно, не без сожаления отметила про себя Инга. Алевтина переоделась в черное платье в пол с вырезом на спине, гладкие черные волосы завиты, губы накрашены сочно-красным. Мирошина тоже празднично завила волосы, правда, у нее они лежали беспорядочным каскадом кудряшек, что в сочетании с ее круглым лицом и нежно-розовым платьем в ворохе воланов и оборок придавало ей сходство с сахарным ангелком на макушке торта. Инга на их фоне смотрелась бы почти буднично, если бы не была так щедро усыпана блестками и если бы подол ее платья был подлиннее: когда она примерила его утром, то сначала даже засомневалась, стоит ли вообще его надевать, настолько коротким оно оказалось. Выбежав из переговорки, она громко извинилась, что заставила всех ждать, но никто, кажется, не обратил на это внимания – все уставились на ее ноги. У Инги были красивые ноги. Она была не против.