Харассмент

Мать усадила Ингу в гостиной, а сама ушла готовить чай. Гостиная была нежно-кремового цвета, на стенах висело несколько отцовских картин и фотографии, снятые матерью. И фотографии, и картины иногда менялись – мать говорила, что ей нравится осознавать дом, а если обстановка всегда одинаковая, то она привыкает к ней и перестает замечать. К тому же картинам, особенно акварелям, вредно было долго находиться на свету.

Пока мать звенела на кухне посудой, Инга прошлась вдоль стен, рассматривая новые работы. В центре, сразу приковывая взгляд, висела большая вертикальная картина отца – коричнево-черно-бежевая, она так сочеталась с цветом стены, как будто мать специально подбирала одно под другое. На картине был изображен витязь в шлеме и с копьем, составленный из деталей: пунктирных линий, как будто случайных мазков, иногда – крупных пластов краски. Это было не очень похоже на другие картины отца – он в основном рисовал легкие воздушные пейзажи, таких и сейчас на стене хватало. Инге нравился витязь, но особенно ей нравилось то, что даже спустя столько лет отец таил в себе загадки. Она чувствовала себя так, словно читает книгу, которая не кончается.

Материнские фотографии были привычно черно-белыми – Инге казалось, что в этом есть что-то по умолчанию претенциозное, но фотографии были хороши, поэтому задумываться об этом все равно не имело смысла. На одной фотографии Инга вдруг обнаружила себя – она сидела на берегу на бревне во время своей последней поездки на дачу. Как она тогда и предполагала, волосы у нее были растрепаны от ветра, а нос даже на черно-белой фотографии выглядел красным и замерзшим, но странное дело – Инга казалась здесь до неприличия красивой, почти раздражающей своей красотой. Хотелось упрекнуть ее в том, что даже с всклокоченной головой она оставалась такой неотразимой.

Мать зашла в гостиную с подносом.

– Нравится? – спросила она, только переступая порог, словно ни секунды не сомневалась, что застанет Ингу за разглядыванием собственной фотографии.

– Да, – призналась Инга. – Я бы никогда не подумала, что получится так.

Мать поставила поднос на стол, звякнув чашками.

– У меня тоже есть для тебя подарок, – сообщила она.

Выйдя из гостиной, она почти сразу вернулась, неся подарочный пакет. Инга заглянула в него и вытащила какую-то черно-серебряную ткань. Развернув ее перед собой, она поняла, что это платье.

– Подумала, у вас наверняка на работе будет какая-то вечеринка, – сказала мать, разливая чай. – Чтобы ты не тратила время на поиски, что надеть.

Инга, продолжая держать платье на вытянутых руках, повертела его перед собой. Оно было почти без выреза, зато потрясающе коротким.

– Большое спасибо, – сказала Инга, растягивая губы в самой счастливой своей улыбке. – То, что нужно! У меня совсем не было времени ничего купить, а корпоратив уже послезавтра.

Это была правда: Инга в этом году не покупала себе никаких новогодних нарядов, решив, что обойдется имеющимися. И платье действительно казалось идеальным. Мать умела покупать такие вещи: дерзкие, но не вульгарные. Однако Инге все равно было неприятно. Это чувство состояло сразу из многих компонентов: даря ей одежду, мать словно намекала, что Инга все еще ребенок без собственных предпочтений, за которого родители решают, что надеть; или (даже хуже) что она хоть и выросла, а вкуса у нее так и не появилось. Но почему-то самым обидным было то, что мать подарила не просто платье, а платье по случаю. Словно для Инги особенно важно было именно на корпоративе выглядеть хорошо, а в остальных ситуациях это было не так уж важно. Все это привело Ингу к мысли, что мать считает, будто внешность – главное, за что ее ценят на работе. За этим в голове тут же вспыхнула картина, как Илья целует ее в лифте, и Ингино бодрое настроение окончательно увяло.

Она аккуратно, чтобы изобразить почтение к подарку, сложила платье и убрала его в пакет.

– Что будешь делать на Новый год? – спросила мать, ставя перед ней чашку.

Инга вздохнула.

– Не знаю пока.

– Ну, ко мне я приходить не предлагаю. Знаю, что не придешь. И что, у тебя никакой компании нет?

– Вот ты опять, – с укором заметила Инга, на самом деле только для того, чтобы увести разговор от неприятного вопроса. – Почему ты думаешь, что мне для счастья нужен обязательно то парень, то компания? Почему не допускаешь, что я отлично чувствую себя одна?

– А ты отлично чувствуешь себя одна?

– Не жалуюсь.

– То есть Новый год ты будешь отмечать одна?

Инга опять вздохнула.

– Я еще ничего не решила.

– Ну ладно, я вижу, ты не настроена говорить.

– Да нет, я вполне настроена, – запротестовала Инга, проклиная себя за то, что с такой легкостью ведется на материнские манипуляции. – Просто я пока в самом деле ничего не решила. Возможно, мы с Максимом будем отмечать, не знаю!

– А, ну да, Максим. Сколько лет он уже ждет, когда ты обратишь на него внимание? – спросила мать, помешивая чай.