С силой женского презрения я цепляюсь пальцами за его рубашку и тащу его к двери. Затем разворачиваюсь и толкаю его так сильно, что он почти падает спиной на мое крыльцо. Я едва успеваю поймать его умоляющий взгляд, прежде чем изо всех сил хлопаю дверью перед его носом. Фундамент трясется, руки трясутся, мир рушится, и когда я оборачиваюсь, все смотрят на меня. Все знают.
Моя мама, папа, братья, группа. Все они потрясенно смотрят на меня, а я изо всех сил стараюсь удержаться на ногах. Мое сердце колотится о ребра, угрожая разорвать меня на части изнутри. Кожа съеживается вместе с остальным телом, и я могу сказать, что мои глаза дикие. Я застряла в открытом космосе, и мне больше некуда бежать.
Пытаясь удержаться на ногах, я нахожу в толпе лицо своего близнеца, но в его глазах такая же паника, как и в моих. Я падаю, тону, и он чувствует каждую частичку моего отчаяния, делая его своим собственным.
Я хочу бежать. Хочу спрятаться. Но мне некуда бежать и негде прятаться. Я дрожу в собственной шкуре, вот-вот потеряю остатки собственного достоинства, срываясь в истерические, безутешные, унизительные слезы прямо здесь, на полу нашего коридора, но прежде, чем я смогу сделать худший вечер в моей жизни намного хуже, Кэл кричит во всю глотку, его голос эхом отражается от стен:
— Я ГЕЙ!
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Мама падает в обморок.
Минуту назад она смотрела на меня, затем на Кэла, снова на меня, и опять на Кэла, а потом ее глаза закатились, и она рухнула на пол, как мешок с кирпичами.
Майк почти поймал ее, так как все остальные были слишком заняты тем же, чем занималась мама — удивленные взгляды метались от меня к Кэлу, обратно ко мне, и снова к Кэлу.
Дальше все происходит в ускоренной перемотке — Райан спешит вызвать скорую помощь, вихрь красных и синих огней, мелькающих за нашими окнами, команда медиков, бегущих в наш вестибюль… И, да, сегодня была катастрофа эпических гребаных масштабов.
— С ней все будет в порядке? — спрашивает Кэл у медика, стоящего на пороге нашего дома, и его слова пронизаны чувством вины.
— Все будет в порядке, — заверяет его врач. — Просто не допускайте обезвоживания и убедитесь, что она не нервничает.
Я не смотрю, как отъезжает скорая, потому что Шон все еще где-то там. Когда мама наконец пришла в себя, и мы ждали скорую, Адам быстро обнял меня, сказал, что Шон — мудак, и вышел, чтобы быть рядом со своим лучшим другом. Но Майк и Джоэль все еще в моем доме, Майк беспокойно проводит рукой по волосам, а Джоэль грызет ноготь большого пальца, и ни один из них не знает, что сказать или сделать.
Крошечный шаг за крошечным шагом Джоэль отступает к входной двери.
— Я… просто... — Почти дойдя, он останавливается и потирает затылок. — Я тебе ещё нужен?
Я отрицательно качаю головой.
— Иди.
— Увидимся на следующей репетиции?
— Да, — говорю я, не зная, вру ему или нет.
Джоэль выскальзывает наружу, и Майк вздыхает, прежде чем крепко обнять меня. Он крепко прижимает меня к себе, когда говорит:
— Послушай, Кит, Шон рассказал мне о том, что произошло между вами после того, как я нашел вас на крыше, и когда он рассказал… не то чтобы он этим гордился. Он знает, что все испортил. — Майк отстраняется, чтобы изучить меня, беспокойство окрашивает его глубокие карие глаза. — Если бы я знал, что ты не знала…
— Не говори этого. — Я знаю, что он не сказал бы мне, и тогда я никогда бы не узнала.
Майк хмурится.
— Я просто хочу сказать… — У него вырывается еще один вздох. — Если ты действительно любишь его…
— Майк.
— Ты должна дать ему еще один шанс. Вот и все, что я хочу сказать. — Когда я просто смотрю на него, он добавляет: — Я действительно думаю, что вы подходите друг другу, и правда считаю, что он заботится о тебе. — Когда открываю дверь чуть шире, чтобы он мог уйти, парень понимает намек. Но как раз в тот момент, когда я собираюсь закрыть дверь, он придерживает ее рукой, и его голова снова просовывается внутрь. — Не вздумай бросить группу из-за этого.
— Я позвоню тебе.
Хмурый взгляд, который Майк бросает на меня, говорит, что он не удовлетворен моим ответом, но он все равно закрывает дверь и уходит, и в фойе остаемся только мы с Кэлом. Я прислоняюсь спиной к двери и закрываю глаза.
— Ты не должен был этого делать.
Из всех способов, которыми Кэл представлял себе публичное признание, я уверена, что крик «Я гей!» во всю глотку в комнате, полной незнакомых людей, не был одним из них.
— Знаю.
— Что нам теперь делать?
— Папа сказал, что мы должны встретиться со всеми в кабинете.
Я открываю глаза и совершенно серьезно говорю:
— Хочешь вместо этого сбежать?
— Только если мы станем бродячими заклинателями змей.
— Ненавижу змей.
— Тогда, похоже, мы остаемся.
Когда хмуро смотрю на Кэла, он слабо улыбается и заключает меня в крепкие объятия — такие, которые мешают тебе дышать, думать или чувствовать. Я так же обнимаю его в ответ.
— Я с тобой, — говорит он, и я утыкаюсь лицом ему в плечо.
— А я с тобой.
— Тогда мы пройдем через это.
— Знаю.
— Ты готова?
— Нет. А ты?
Кэл качает головой, уткнувшись мне в щеку.
— Даже близко нет.