— Как почему? Вы там в Твери перевернули всё на онтараты. Конец с началом спутали. Сперва надо князя возвести, а после уж о наместнике говорить.
— Но ведь Михаил Ярославич будет великим князем, это и дураку ясно.
— Дураку, может, и ясно, но не славянам. Аль не знаешь наших?
— Но...
— Никаких «но», Федя, заворачивай оглобли и никому не говори, зачем приезжал. А то, чего доброго, с моста кинут.
— А что я скажу Александру Марковичу?
— То и скажи, что слышал.
— Он будет огорчён вельми.
— Пусть выпьет корчагу мёду — и разом повеселеет.
— Смеёшься, Душилыч, а ведь ему недолго вам подвоз хлеба пресечь.
Угроза была ответом на шутку новгородца, но была она нешуточной. Ещё с Ярослава Всеволодовича князья умели брать своенравный Новгород за горло, перекрывая ему в Торжке подвоз хлеба с Волги. Как правило, приём этот действовал на славян отрезвляюще, они сразу становились покладистее и сговорчивее.
— Ну хорошо, — посерьёзнел Степан Душилович. — Езжай в Тверь и скажи Александру Марковичу, что мы его в Торжке будем ждать. Там договоримся, как быть.
Воротился Фёдор в Тверь несолоно хлебавши. Выслушав его, Александр Маркович крякнул:
— Эх ядрит-переядрит, как хотелось к возвращению Ярославича что-то приятное ему сделать. Опять мимо. С Юрием промахнулись, Новгород выскользнул. Не везёт нам, Акинф. А?
— Ничего, ничего, ещё что-нибудь придумаем, — отвечал боярин.
— Душилович звал тебя в Торжок, Александр Маркович, — сказал Фёдор.
— Зачем?
— Ну чтоб договориться, он туда с вятшими обещался прибыть.
— Нечего мне там делать.
— Почему? — вмешался Акинф. — Поедем, может, и уступят в чём. Зачем злить их? Они приедут, а мы нет. Обидятся ведь. А славяне обиды не прощают. Поедем, Александр Маркович. За день доскачем. Это им неделю добираться, а нам-то в день можно.
— А на кого город бросим?
— Хэ, мало мужей у нас? Вон Фёдор, Давыд, да и мои Ванька с Федьшей не лыком шиты, не гляди, что молоды. Гридей полна гридница, хлеб переводят. Едем.
Они выехали рано утром, ещё в темноте, взяв с собой для охраны дюжину гридей оружных. И прибыли в Торжок в темноте же, изрядно утомив за переход коней. Новгородцы были уже там.
Но встреча началась лишь на следующий день. Поприветствовав друг друга уважительно, расселись по лавкам. Разговор начали посторонний:
— Как доехали?
— Спасибо, хорошо.
— А нас третьёводни гроза в пути прихватила, вымокли до нитки, — сказал Степан Душилович. — Целый день в веске сушились.
— Эта хоть намочила. А вон в Ростове молоньей дьяка прямо на молитве убило.
— Ты гляди! В церкви?
— Да в церкви.
— Вот поди, ни сном ни духом, и на тебе, в святом храме.
— Да, смерть не за горами, за плечами. От неё и храм не спасёт.
— А как у вас с хлебом?
— Слава Богу, ныне вроде неплохо. Собрать бы.
— А у нас плоховато, видно, опять придётся немецких купцов звать, — закинул пробное словцо Степан Душилович.
Сие, по его мнению, значило: ежели перекроете нам хлеб, мы, мол, у немцев купим. Но Александр Маркович не уловил намёка. Откуда ему было знать, что Фёдор его именем пригрозил новгородцам этой жестокой мерой, к которой князья прибегали лишь в крайних случаях. Только князья, но никак не наместники, а он, Александр Маркович, и был сегодня наместником в Твери. Наместником до возвращения князя.
— Ну что там слышно из Орды? — спросил Лазарь Моисеевич.
— Да пока ничего.
— Сказывают, что и московский князь за великим ярлыком побежал?
— Побежал. Да получит ли?
— Конечно, конечно, рано ему ещё в великие-то. Ещё молоко на губах не обсохло.
В этих уверенных словах новгородца послышалось Акинфу доброе начало для делового разговора.
— Сами знаете, что ярлык великокняжеский получит наш князь, — молвил он, подчеркнув слово «наш». — А наместника нашего отвергаете. Это как?
— Да разве мы отвергаем, — заговорил Степан Душилович. — Мы со всей душой. Токо обождать надо.
— Чего обождать? — спросил Александр Маркович.
— Ну как? Вернутся князья из Орды, и изберём князя по своей воле, по-нашему обычаю старинному. А там и наместника посадим.
— Так что? Думаешь, Юрию ярлык дадут?
— Что ты, что ты, Александр Маркович, этого и в мыслях нет. Конечно, он достанется Михаилу Ярославичу. Это уж точно. Но обычай, не можем же мы через него переступить, он ещё от Ярослава Мудрого идёт.
Так пробились и проговорили до самого обеда, ни до чего не договорившись, ничего не решив. Когда вышли во двор передохнуть, Степан Душилович отвёл в сторону Александра Марковича, взял его под руку, потянул от крыльца. Что-то начал говорить ему тихо, но с таким жаром, что все стоявшие на крыльце невольно навострили уши: что он там толкует, неужто не наговорились в горнице?
Видно было, что Александр Маркович больше слушает, а Душилович говорит, говорит, говорит, аж изо рта слюна вылетает. Тверской боярин откроет рот, скажет слово-два, а новгородец что горохом сыпет. И чего они там так долго?
Наконец направились к крыльцу. Александр Маркович нашёл взглядом Акинфа, сказал коротко:
— Пошли.
— Как? — растерялся Акинф.
Но боярин Александр уже уходил к избе, в которой они нынче ночевали. Обескураженный Акинф догнал его.
— В чём дело, Маркович? Что решили?