— Великий хан,— поставив порожнюю пиалу, приступил князь Михаил к главному.— Как ты знаешь, у нас на Руси умер великий князь Андрей Александрович, а без великого князя, сам понимаешь, на земле разброд начинается и шатание, никто никого не слушается. И поскольку из нашего рода я остался старшим, прошу тебя дать ярлык великокняжеский мне.
— Да-да-да,— кивал Тохта,— конечно, на великом столе должен быть старший из рода. Если будет великим князем молодой, кто ж его станет слушать? Молоко на губах не обсохло, а он уж великий князь! Нехорошо, неправильно. Ты совершенно прав, Михаил.
«Все, Юрочка,— думал, веселея от сладкой речи хана и от кумыса, князь Михаил,— мимо тебя ярлычок-то, мимо».
— Ступай, Михаил. Отдыхай. Охоться, бери моих нукеров. Мы посоветуемся, подумаем. Ты прав, конечно. Нечего щенятам учить старых псов, хе-хе-хе. Верно?
После ухода князя Тохта взглянул на своего ближайшего советника, спросил, ухмыляясь:
— Ну, что скажешь, Таитемир? Хорошо я взбодрил их?
— Хорошо, Тохта. Но ярлык-то великокняжеский один.
— Вот и славно. Пусть погрызутся над одной костью.
— Но они могут горло друг дружке перегрызть.
— А мы на что? Здесь не дадим. А на Руси пусть грызутся. Имар-Ходжа, скажи своим соколятникам, пусть устроят так, чтоб они еще на охоте столкнулись. Вот потеха-то будет.
— Хорошо, повелитель, я постараюсь.
Сысой встретил князя встревоженным взглядом.
— Ну?
— Ярлык мне обещан.
— А недавно эта рожа Романец мне встретился, даже язык показал: не видать, кричит, вам ярлыка.
— Слушай больше дураков.
Ночью в своей кибитке, предоставленной ему татарами для жилья, он долго не мог уснуть.
— Ярославич? — позвал из темноты Сысой.
— Ну что?
— Мне один поганый говорил, что надо хорошенько Имар-Ходжу одарить, его шибко Тохта уважает, он за тебя похлопочет перед ним.
— Да я уж вроде всех одарил. И ханшу.
— Этому надо добавить.
— Хорошо. У тебя там что-нибудь осталось?
— Да, еще несколько сороковок соболиных.
— Завтра возьми две-три, сходим к нему.
На следующий день пошли вместе к кибитке Имар-Ходжи, она у него оказалась красивой. Все кошмы были почти белыми, а по белому изукрашены мудреным орнаментом из красной ткани.
Увидев входящего князя, а особенно за спиной его слугу с мешком, догадался татарин, с чем идет гость, вскричал радостно:
— О-о, князь Михаил, как я рад, что пришел ты ко мне.
«Еще бы не радоваться, морда поганая,— подумал Михаил.— Узрел мешок у Сысоя».
— А я только что думал, не позвать ли тебя на охоту,— продолжал Имар-Ходжа,— нынче в заливах так много гусей, лебедей.
— Но это ловища ханские, позволит ли он?
— О-о, он сам мне сказал: съезди с гостем дорогим на охоту, пусть отведет душу, порадует сердце.
— Имар-Ходжа, я слышал, твои женщины очень любят соболей.
— О-о, эти женщины, им всегда хочется выглядеть лучше всех. Каждая считает себя самой красивой.
— Вот я принес несколько «сорочек».— Михаил махнул Сысою, тот широким жестом вытряхнул из мешка три «сорочки». Мех зашрал, заблестел на кошме. Сысой туг же вышел, удалился.
— Прошу, Имар-Ходжа, прими этот подарок от чистого сердца.
— Спасибо, Михаил, спасибо,— заулыбался татарин.— Ты очень щедрый князь. Я думаю, что только ты достоин ярлыка великокняжеского.
— Похлопочи, Имар-Ходжа, перед Тохтой, замолви словцо.
— Я замолвлю, конечно, но понимаешь, Юрий обещал хану большой выход — по гривне с двух дымов.
— Имар-Ходжа, дым — это один очаг, а у очага может находиться и три и пять человек, а если семья большая, то и все десять. Представь, что ж это будет за выход, если, скажем, с десяти человек будет одна гривна?
— Конечно, это мало,— согласился татарин.
— А я обещаю гривну не с дымов, а с людей. С двух человек одну гривну. Как?
— О-о, это очень хороший выход будет. А если Юрий предложит больше?
— Не предложит, Имар-Ходжа, он недавно ходил воевать, У него казна пуста.
— Хорошо, Михаил, я все понял и донесу Тохте. Не сомневаюсь, что ярлык великокняжеский получишь ты. Аллах свидетель, я буду за тебя. Садись и выпей со мной кумыса, ты у меня дорогой гость.
Князь Михаил, сняв сапоги у входа, прошел и сел на кошму рядом с хозяином кибитки, с трудом подогнул под себя ноги по-татарски, взял из рук татарина пиалу с кумысом.
«Господи, прости мне грех сей неумышленный, пью погань не ради желания, но по принуждению лихому»,— пробормотал про себя Михаил и выпил до дна.
— Вкусно? Правда? — спросил татарин.
— Правда,— согласился Михаил поморщась, едва удерживаясь от желания сплюнуть.
— А что морщишься?
— Кисло. С непривычки.
— Ничего, привыкнешь.
И Имар-Ходжа снова начал наполнять Михайлову пиалу.
— Спасибо, Имар-Ходжа, я больше не хочу. Я пойду.
— Сиди, Михаил. Нехорошо убегать из гостей, выпив всего одну пиалу. Неуважительно по отношению к хозяину.
— А сколько ж надо?
— Не меньше трех, а лучше пять,— отвечал татарин и, поднеся свою пиалу ко рту, добавил: — А еще лучше семь.
«Господи,— взмолился Михаил,— я же на век опоганюсь».
Однако после третьей пиалы он почувствовал легкое приятное головокружение и уже не вспоминал о своем грехопадении.
«А-а, была не была, попрошу своего духовника Марка, он замолит».