Ханский ярлык

   — Прошу, — молвил радушно князь Данила. — Вкусим с одного стола, что Бог нам послал.

Сам Данила сел лицом к входу, оттого гостю невольно пришлось спиной туда сесть. Сели по-татарски, подогнув под себя ноги. Данила наполнил чарки мёдом, поднял свою.

   — За твоё здоровье, князь Константин.

   — Спасибо, Данила Александрович.

Выпили, разломили калач, стали закусывать.

   — Тебе уж, наверно, сказал твой боярин Семён, как я тут оказался?

   — Да, говорил.

   — Вот так всегда, — вздохнул Данила. — Кто-то злодействует, а кто-то за него кару несёт. Ты уж не держи сердца на меня, Константин. Но и меня пойми. Посад только отстроили, ещё щепки не просохли, и нате вам, поджёг. И зажигальщики — рязанцы.

   — Но я-то, Данила Александрович...

   — Знаю, знаю, что ни при чём. Разве я виню тебя? У нас на Руси издревле вину на невинного сваливают. Взять вон и отца твоего, Романа Ольговича. Перед Менгу-Темиром оклеветали[167], и князь смерть от татар принял, да какую.

   — Да, отец мученически умер, — вздохнул князь Константин и перекрестился. — И ворогу такой не пожелаешь.

   — А узнали, кто оклеветал его?

   — Нет.

   — Вот видишь. Я и говорю, у нас карают всегда невинного. Давай выпьем за его невинную душу.

Опять князь Данила сам наполнил чарки. Выпили «за невинную душу» отца Константинова.

В это время бесшумно отодвинулся полог на входе и показалось лицо милостника Данилова. Он выразительно кивнул князю и мигнул: всё, мол, готово. Князь Данила лишь головой слегка мотнул вбок: «Понял. Исчезни». Также бесшумно полог опустился, краснорожий милостник исчез.

Хмельной мёд на гостя подействовал: исчезла настороженность, пропала некоторая скованность в движениях. Он даже пожелал сам наполнить по третьей чарке, взяв корчагу, стал наливать. Наполняя свою, плеснул через край на ковёр. Улыбнулся:

   — A-а, где пьют, там и льют.

   — Верно, — подтвердил князь Данила, усмехнувшись, и пошутил вдруг: — Пить так пить, сказал котёнок, когда его несли топить.

Константин засмеялся шутке, взял свою чарку.

   — Ну, теперь за твоё здоровье, Данила Александрович. Хороший ты человек.

   — Спасибо, князь Константин, — отвечал вполне искренне Данила.

Они добили-таки всю корчагу. И Константин Романович было засобирался.

   — Однако, пожалуй, пора домой. Спасибо тебе, Данила Александрович, за угощение, за сердечный приём. — Он поднялся с ковра.

   — Не за что, Константин Романович, но тебе придётся с домом погодить, — встал князь Данила.

   — То есть как?

   — А просто. Я к тебе незваным явился, а ты ко мне званым поедешь, дорогим и почётным гостем станешь в Москве.

   — Погоди, погоди, — тряхнул Константин хмельной головой. — Так ты что? Меня приглашаешь? Или?..

   — Или, или, Константин.

   — Но у меня ж княжество. Дружина.

   — За княжеством мой наместник приглядит.

   — Ты что, серьёзно? — начал трезветь князь Константин.

   — Шучу, князь, шучу, — взял крепко Данила гостя под локоть и повёл к выходу. — Иди. Взгляни на своих гридей, сколь ревностны они в бережении князя своего.

Князь Данила подвёл Константина к лежащим на земле умерщвлённым воинам.

   — Взгляни. Экие красавцы, один к одному.

   — Боже мой! — воскликнул Константин Романович, схватившись за голову, из которой мгновенно вылетели остатки хмеля. — Что ты наделал? Что ты наделал, князь!

   — Сами виноваты, — сухо ответил Данила. — Не всё пьётся, что подаётся.

   — Но ты ж... вы ж убили моего крёстного сына.

   — Это который?

   — Вот, — указал Константин на молодого кудрявого воина.

   — Откуда ж нам было знать, что с тобой и крестник явился. За него прости великодушно, Константин Романович. Знали б, разве позволили б?

Рязанский князь стоял над своими поверженными телохранителями, покачиваясь. Не от хмеля, а от неожиданного горя, свалившегося на него. Потом взглянул в глаза Даниле:

   — За что ж ты их эдак-то?

   — Крови не хотелось, крика лишнего, — спокойно ответил Данила Александрович.

   — Ну, а со мной как? Может, начнёшь, как татары с отцом моим, вырвешь для начала язык мне?

   — Ну, что ты, князь Константин, разве я похож на злодея? Я ж тебе сказал, поедем в Москву, поживёшь у меня в чести и холе. В шахматишки перекинемся[168].

   — А город мой, княжество?

   — Я же сказал, мой наместник присмотрит. Ежели понадобится, и от Орды заслонит. В случае чего и я подмогу. А за крестника прости, — приложил Данила руку к сердцу. — Каб знал, разве б посмел?

И в глазах и в голосе такая искренность слышалась, что не хотя поверишь. Но князь Константин Романович уже не верил. «Старая лиса. Подлая, коварная лиса, — думал с горечью он. — Чем же ты от поганых-то отличаешься? Чем?»

А тот словно услышал мысли.

   — Я же, чай, не татарин какой. Христианин. Разве б я посмел крестника-то? Да не в жись. Оплошал, вишь.

17. ДМИТРОВСКОЕ ДОКОНЧАНЬЕ

Великий князь Андрей Александрович велел брату Даниле и племянникам собираться в Дмитрове. В разосланных всем грамотах так и написал: «...дабы свершить нам докончанье, кто чем владеет, тем и владеть всегда должен».

Встретив брата Данилу, после приветствий спросил как бы нечаянно:

   — Что ж Константина-то не привёз?

   — Какого Константина?

   — Не придуривайся. Рязанского, конечно.