Ханский ярлык

Великого князя Ярослава Ярославича после отпевания положили в церкви святых чудотворцев Козьмы и Дамьяна. И великокняжеский стол воспринял брат его[12], Василий Ярославич, самый младший сын Ярослава Всеволодовича, родившийся после Батыева нашествия и возросший при татарском иге, с молоком матери всосавший страх перед Ордой. Даже нянька, убаюкивавшая его когда-то, пела жуткое: «Баю-баюшки-баю, жил татарин на краю. Он кафтан в реке мочил, саблю вострую точил. Саблей вострою махал, чтобы каждый детка спал. А кто только не уснёт, того Батый заберёт».

Ничего не скажешь, хорошая нянька была. Правдивая, пела княжичу всю правду, всю истину. И голос славный был у неё. Вот только княжич отчего-то худо засыпал. Нянька ворчала:

   — На вас не угодишь. Спи давай.

И, повздыхав, заводила опять то же — про татарина на краю. А и правда, о чём ещё петь, коли от татар житья русским не было.

2. ПОСТРИГИ

Великий князь Василий Ярославич не только стол от брата воспринял, но и стал в «отца место» родившемуся княжичу Михаилу. И, пожалуй, это последнее было из-за отсутствия своих детей самым приятным для него обстоятельством.

С великокняжескими обязанностями хлопотно было князю Василию, одни огорчения. Если племянники, сидевшие по городам суздальским — в Переяславле, Ростове, в Москве, — признавали дядю главой, то новгородцы с первого дня упёрлись и не допускали князя Василия на свой стол. Правда, отчасти в этом он сам был виноват — прежде чем явиться в Новгород, послал им требование: отринуть грамоты Ярослава Ярославича[13], по которым славяне шибко много воли забрали, оставив от княжеских прав рожки да ножки. Попустил им Ярослав младший, попустил.

Однако славяне славянами, а о княжиче Михаиле — своём крестнике — Василий Ярославич никогда не забывал. И едва минуло мальчику три года, как приехал великий князь в Тверь исполнить за брата обряд пострижения княжича, посвятить его в воины и вручить кормильцу для воспитания.

   — Спасибо, Василий, что не забываешь сироту, — растроганно молвила Ксения Юрьевна.

   — Как можно, невестушка, я, чай, ему в отца место, да и к тому ж крёстный.

   — У тебя, я слышала, забот и так полон рот.

   — И не говори, Ксения, — вздохнул Василий. — С новгородцами едва-едва уладился. Тут ещё племянничек Дмитрий Александрович[14] подпел им. Видит, у меня с ними заклинило, послал в Новгород своего боярина, мол, возьмите меня на стол.

   — Это аж из Переяславля?

   — Вот именно. А новгородцы, лишь бы мне наперекор, и позвали его. Вот же сопляк, родного дядю обойти хотел!

Княгиня Ксения Юрьевна, слушая Василия Ярославича, кивала сочувственно, хотя думала другое: «А не ты ль, Васенька, точно так поступил, когда Ярослав с новгородцами поссорился? Не ты ль тоже навеливался им тогда мимо старшего брата? Забыл? Ну да Бог тебе судья».

   — ...Хорошо, отца вспомнил, Царствие ему Небесное, — продолжал великий князь, — перекрыт им подвоз хлеба с Низу. Батюшка частенько им это устраивал. Сразу на стол запросили: приходи по своей воле.

   — А Дмитрий?

   — А Митьку выгнали, вернулся в Переяславль. Притих.

   — Ну, ты уж на него не серчай.

   — Что серчать на дурака. Одно печалит, случись что со мной, он же на великий стол сядет. Чего доброго, начнёт мстить Твери.

   — За что?

   — Как за что? Святослав-то мою сторону держал. Тут одно спасение: надо с Данилой Московским[15] договариваться и союз с ним держать.

   — Но Данила же родной брат Дмитрию.

   — Ну и что? Митька станет великим и про родство забудет. Спесив вельми, не в отца. А Данила молод ещё, безус.

   — Да. Невский, я слышала, не заносился.

   — Брат Александр умён был, оттого и не спесивился, за него дела его говорили. Шведов побил, немцев в пух и прах разнёс[16]. В Орде уважали, а с ханом Сартаком[17] и в дружбе даже обретался.

Поговорив о том о сём, наконец-то вспомнили о главном, зачем пожаловал Василий Ярославич в Тверь, — о постригах[18] княжича Михаила.

   — Кого б ты хотела ему в кормильцы, Ксения?

   — Хотелось бы, чтоб кормилец и грамоту ведал, а не токмо меч да лук.

   — Это само собой.

   — Мужей-то, пожалуй, Святослав лучше знает, его надо поспрашивать.

Позвали князя Святослава Ярославича. Пришёл, обнялся с дядей, поцеловались. Великий князь тут же к делу перешёл:

   — Святослав, кого б ты посоветовал в кормильцы брату своему младшему?

Святослав почти не задумался:

   — Мне кажется, ему подойдёт Александр Маркович, он у меня в сотских[19] ныне.

   — Как он? Ну, в смысле воин каков?

   — И мечом и конём владеет изрядно. И татарский язык добре ведает.

   — Вот это хорошо. Если и языку татарскому обучит княжича, честь ему от нас.

   — Добр ли, не зол? — спросила княгиня.

   — Злого человека собаки за версту обегают, а к этому сами ластятся. За ним даже конь его как собака ходит.

   — Ну и слава Богу, этот подойдёт Мишеньке, — перекрестилась княгиня.

   — Я привёз ему и меч по росту, и бахтерец[20], — сказал князь Василий.

   — Бахтерец-то, поди, тяжёл ему будет, — усомнилась княгиня. — Три годочка всего лишь ребёнку.