– И дай мне наконец доделать эту табличку! – сердито закончил он, отодвинул меня и опустился обратно.
Больше я ему не мешала, сидела тихонько, подтянув колени к груди, пока сквозняк подталкивал неподвижные крылья и шевелил ниточки лапок и усиков, имитируя жизнь безжизненной оболочки. Откровенно говоря, из нас двоих я всегда втайне считала себя более зрелой и склонной к анализу и размышлениям, а Людо – к действиям, но недавняя отповедь заставила почувствовать себя маленькой и глупой. Он прав, какая-то часть меня так и осталась в прошлом.
– Готово.
Я вздрогнула, очнувшись от оцепенения, посмотрела на пластину и слегка нахмурилась.
– Я же сказала не писать последнюю букву.
– Какая разница?
– Разница в том, чтобы не проклясть ненароком ребёнка.
– Лора, когда наш план осуществится, не станет никакой Мораты и её ребёнка, и вообще всего этого, – он обвёл рукой пространство вокруг. – Пусть скажут спасибо, если замок останется хотя бы в хрониках.
Резон в его словах, конечно, имелся, но я в ходе недолгих препирательств настояла-таки на своём, и Людо, ругаясь сквозь зубы, выскоблил крайний символ в каждом слове.
Потом я сразу вернулась в комнату и, пока ждала его, сожгла припрятанный пергамент с неудачными попытками расшифровки, а пепел стряхнула наружу. Когда пришёл брат, первым делом поинтересовалась:
– Получилось?
– Да, подкинул в колыбель через окно.
Заснуть никак не удавалось. Отчасти из-за напряжения в связи с грядущими завтра событиями, отчасти из-за Хруста. Он вскарабкался на кровать, втиснулся между нами и всё время ворочался: то раскидывался звёздочкой, то вытягивался поперёк, складывая лапы на лицо – передние на моё, задние на брата, – то топтался, пытаясь прижаться ко мне и отпихивая Людо. Наконец брат не выдержал и поднялся.
– Спи сама в этом зверинце.
– Не уходи, я сейчас выставлю его!
Но он всё равно ушёл. Я вздохнула и подгребла поближе вульписа, который мгновенно обрёл покой и свернулся возле меня тёплым невинным калачиком.
– Кажется, он до сих пор на нас обижается… – Хруст поднял большие, влажно поблёскивающие глаза и лизнул меня в нос – как волшебной пыльцой посыпал: я, сама того не заметив, провалилась в сон.
Застал он меня на окружённом туманом пятачке посреди ночного поля, и не одну, а с Людо. Мы горячо спорили, я уговаривала пойти вперёд, пока не закрылась узкая тропинка, бледным лучом рассекающая дымчатое марево, а брат упирался, желая остаться на месте. Кольцо тумана меж тем сжималось, грозя поглотить наш островок. Тогда я ступила на дорожку одна, и дымка мгновенно сомкнулась за спиной, отрезав от Людо.
– Люд-о-о!!
Но непроницаемая пелена заглушала крики. Я попыталась вернуться на прежнее место, шаря вслепую, но всюду натыкалась лишь на туман и в итоге сама сбилась с пути. Когда уже совсем отчаялась увидеть что-то, кроме спустившихся на землю облаков, рядом раздалось знакомое урчание. Пошарив глазами, я обнаружила вульписа, приглашающе трогающего убегающую в туман тропинку. Я нагнулась, подхватила его на руки и, прижав к груди, двинулась в неизвестность.
22
Тревожное чувство не отпускало меня и по пробуждении, удерживая под тягостным впечатлением от сна, в котором мы с Людо оказались разлучены. Но времени предаваться меранхолии не было, учитывая, что я и так проспала: снизу доносился шум, стучали шаги, хлопали двери. Снаружи возле крыльца собрались люди. На хмурых лицах отчётливо читалось: случилось несчастье.
Покои королевы оказались пусты, а дверь распахнута настежь. Все фрейлины вскоре отыскались столпившимися возле дверей главной залы, заодно с доброй половиной других обитателей замка. Коридор галдел, шуршал нарядами, звенел, возмущался, ахал и выражал нетерпеливое возбуждение. Среди взрослых тел протискивались младшие пажи и дворовые мальчишки, получая за это щелчки и подзатыльники. Самые расторопные и отчаянные заняли выгодные позиции на мраморных постаментах. Один сидел на плече у статуи, обняв лысую голову некого славного деятеля прошлого, и целился огрызком яблока в стражника, пытавшегося подцепить его за штанину пикой.
Я сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, придерживая сердце, неторопливо приблизилась и поинтересовалась у ближайшей фрейлины причиной всеобщего волнения. Леди Агнес, а это была она, обернулась с лёгким пожатием плеча:
– У кого-то из дворовых женщин ребёнок умер.
Брошенные безразличным тоном слова обрушились на меня многотонной плитой.
– Как… умер, – прошептала я онемевшими губами.
– Да не умер, а тяжко захворал, – встряла другая, с пышными каштановыми локонами. – И что-то там с этим нечисто.
– Или может захворать. И не ребёнок, а муж, – добавила третья.
Цепочка событий стремительно превращалась в запутанный клубок.
Кто-то мягко тронул меня за руку.
– Аудиенция у дяди началась чуть свет, – шепнула Бланка. – Даже созвали внеочередной Совет. С тех пор никто не выходил.
– Вы знаете, кто обратился и почему? – так же тихо спросила я.
Она покачала головой и погладила Финика, которого держала на руках.
– Я пришла позже.
Донёсшееся снизу урчание заставило её вскинуть светло-рыжие брови.