Хамелеонша

Сама же я настолько увлеклась, что заодно с солониной прикончила и хлеб, полив его остатками сока, а крошки привычно собрала со стола в ладонь и уже хотела закинуть в рот, когда встретилась глазами с Бодуэном и так и застыла со сложенной горстью. Смотрел он потому, что я единственная из гостей съела ломоть-тарелку – их знать обычно отдавала беднякам, – и вообще всё, что было наложено, подчистую. Кажется, никто из семьи старосты не счёл такие привычки странными, поскольку сами они поступили так же, а поглощённый попытками незаметно поглядывать на Раэли Пэтр попросту не замечал ничего вокруг, зато взгляд Бодуэна был до отвратительного понимающим, а Альбрехт подмигнул мне и, разломив свой кусок, прожевал его с самым беззаботным видом. Я так и не посмела ответить ему ни жестом, ни улыбкой, равно как взглянуть ещё раз на регента. Ничего страшного, просто ещё одно наглядное подтверждение моих дурных манер. И неосторожности.

Сборы начались сразу после завтрака и не заняли много времени. Йоханна прощалась с нами с видимым облегчением, хотя и довольная полученной платой, а вот Ги явно был не прочь повторить вечерок в мужской компании, да и вздохи Раэли, изгнанной доить козу, чтобы не мешалась под ногами, достигали наших ушей даже из хлева. Но я покидала это место без сожалений, горя желанием поскорее обнять Людо, по которому соскучилась неожиданно сильно, и оказаться наконец в уединении, чтобы хорошенько рассмотреть находку.

Уже готовясь взобраться на сиденье на крупе Игруньи, я повернулась к вышедшей помахать нам Раэли и успела заметить, как та завязывает узелок на подоле. Готова спорить, что в этом импровизированном кошеле сверкнул отнюдь не солнечный блик, хотя за все утро Бодуэн, кажется, ни разу к ней не приблизился.

– Раэли, – позвала я, – какого цвета волосы у Виллема?

– Русый он, миледи, – удивилась она моей первой и последней искре интереса к её болтовне.

Я кивнула и, приподняв подол, поставила ногу на переплетённые корзинкой пальцы Пэтра.

То ли дорога обратно по необъяснимому закону всегда протекает быстрее, то ли я приноровилась к Зои, поэтому элементарные действия уже не отнимали столько сил, то ли погода смазала копыта лошадей бодростью солнца и скоростью ветра, только я не успела опомниться, как впереди выросли башни замка, а к нам, рассекая озёрную гладь, уже спешила ладья, предупреждённая высланным вперёд Кирком.

* * *

В замке меня ждало разочарование: Людо уехал на охоту в составе свиты Годфрика, поэтому встреча откладывалась. Оставалось лишь запастись терпением и довершить другое важное дело. Не успела я, эскортируемая Альбрехтом и тройкой поджарых и похожих, как три капли воды, псов, постучать в дверь одноэтажного сруба в переднем дворе, как на пороге возникла Мората. После краткого замешательства и взгляда на здоровую румяную Зои на нас обрушился целый поток причитаний, бессвязных возгласов и слёз счастья. Пока Альбрехт объяснял женщине, что никакой угрозы для её дочери больше нет, выслушивал благословения в адрес Бодуэна и смущённо пытался отнять руки, которые женщина осыпала беспорядочными поцелуями, а прибежавший на шум Якоб тряс так, будто хотел вытряхнуть из старого рыцаря душу, я взглядом прощалась с малышкой. Девочка, будто почувствовав настроение и желая успокоить, дёрнула меня за прядь, и внутри колыхнулась нежность, о существовании которой я и не подозревала.

Ещё вчера утром я горячо мечтала об этом моменте, а сегодня что-то внутри противилось прощанию с этим маленьким, но уже твёрдо знающим, чего хочет от жизни, и умеющим строить других под свою волю, существом. Постепенно восторги пошли на убыль, и Мората потянулась к дочери. Я бережно передала Зои, расставаясь с её теплом и запахом молока. Пухлые в ямочках пальчики ещё мгновение отказывались отпускать платье, но, поддавшись материнской ласке, расцепились. Малышка повернула к ней личико и, моментально обо мне забыв, захныкала, пересказывая все ужасы, которые пришлось претерпеть, а может, хвастаясь приключениями, но несомненно одно – радуясь воссоединению с родными.

– Девочка к вам привязалась, – заметил Альбрехт, когда мы отошли. – В последний раз она даже не позволила мне её покормить, только у вас на руках и успокоилась.

– А по-моему, она была рада избавиться от такой неумелой няни, – отшутилась я, потирая пальцы, которым не хватало ставшей привычной тяжести.

Я оборачивалась до тех пор, пока дверь не закрылась, отгородив семью и их радость. Это правильно: когда двери раскрыты всем подряд, счастье быстро выветривается.

Внезапно я заметила человека в колодках и остановилась. На нем была простая одежда, глаза закрыты, губы пересохли.

– За что это его?

– Дык, он же, леди, и наслал проклятие, из-за которого Его Высочеству пришлось ехать к Камню, – бросил один из проходивших по двору работников. – За это его с семьёй потом выгонят. У, бестия! – отвесил он страдальцу затрещину.

Я отвернулась с равнодушным видом, чувствуя, как колет в груди.