Халулаец

Есть в мире сладкие места. Я щас не про физиологию, я про работу. Например, отдел материально-технического снабжения одного заводика, который рекламировать не буду, большой сладостью отличался. Я туда спецом устроился. Моему приятелю мужики с этого заводика медь таскали. А я решил туда трудоустроиться, чтобы... кое-что стырить. Мне свойственны далеко идущие планы. Я вообще стратег, если отбросить скромность. На самом деле, мне легко отбросить скромность, потому что я с детства предпочитаю целеустремленность.

А еще я красив той грубой прямолинейной красотой, на которую так падки чуть-чуть образованные женщины и сильно образованные мужчины. Некоторые склонны приписывать мне гипнотические способности, но здесь я решительно протестую. Любой гипноз в моем исполнении — это чутье и ум. Например, зашел я в отдел кадров и вижу: женщина лет сорока, на пальце полоска от обручального кольца, волосы у корней не прокрашены, маникюр есть, но самодельный и нанесен неровно, кожа оставляет желать лучшего, при этом — шея изящная, грудь очерченная, черты лица предполагают одухотворенность. Как с такой заговорить? А очень просто с такой заговорить, потому что заговаривать надо не с ней, а с вышивкой на стене. На вышивке море и корабль с парусом изображены при помощи «крестика». Это кадровичка с тоски и от одиночества соорудила. Чтобы о муже не думать, чтобы будущее в этом нитяном море утопить. Но зачем же топить, зачем так сразу, когда есть я?

— Потрясающие волны!

— Что?

— Картина. Я бы на вашем месте отодвинулся.

— Почему?

— Обрызгать может.

— Вам правда нравится?

— Очень. Я сам пробовал вышивать...

— Вы?!

— Я. А что в этом такого?

— Ничего. Просто мужчины обычно...

— Предрассудки. Когда одинок, надо же чем-то занимать вечера?

Кадровичка вздохнула.

— Вы одиноки?

— Как жертва кораблекрушения.

Кадровичка замялась. Я знал, что ей хочется спросить почему. Но она стесняется. Выдержав паузу, я ответил на незаданный вопрос:

— Жена погибла в аварии полтора года назад.

Здесь главное — не переборщить. Потому что жить без женщины три года — бобылячество, а полгода и флиртовать — свинство. А полтора — самое то. Ты как бы уже поскорбел всерьез и теперь делаешь первые шаги к новой жизни. Робкие такие шаги, как олененок Бэмби.

Кадровичка встрепенулась и спросила:

— А вам чего?

— Я хочу все поменять.

— Что поменять?

Кадровичка залилась густым румянцем.

— Все. Квартиру поменял, машину поменял. А к вам пришел, чтобы поменять работу.

— Вы на какую-то конкретную должность претендуете?

— Мне бы в отдел материально-технического снабжения.

— Там вроде бы все занято...

— Хорошо. Я попробую устроиться в другое место.

Когда такое говоришь, надо подпустить в голос обиду, но чуть-чуть. Кадровичка ведь не соискателя отшивает, а почти родственную душу. Ей тяжело. Пусть будет еще тяжелее.

— Постойте. Я позвоню Николаю Викторовичу. Может быть, получится что-то решить.

— Я на стульчике посижу. Мне отсюда картину видно. Можно?

— Конечно-конечно.

Понимаете, соль в том, что всем насрать на ее картину. Мне, конечно, тоже, но я хотя бы делаю вид, что нет. Вы замечали, что мы живем в поразительно честном обществе, где все фонтанируют правдой, которая никому не нужна?

Закончив говорить по телефону, кадровичка выбралась из своего закутка и подошла ко мне. Я поспешно вскочил. Вскакивать тоже надо уметь. Попробуйте вскочить на ноги так, чтобы женщина поняла, что вы не просто так вскочили, что вы не перед всеми женщинами так вскакиваете, а только ради нее.

— Есть одна вакансия, но вам она вряд ли подойдет.

— Почему?

— Ну, это грузчик-экспедитор.

— Я готов. Когда приступать?

— Сейчас оформим документы, и завтра можете выходить на смену. У вас ведь высшее образование?

— Разумеется. Вот.

Я положил на стол липовый диплом, липовый СНИЛС, липовый ИНН, липовый паспорт и липовую трудовую. С паспортом проще всего получилось: срезал бритвой фотку знакомого бомжа, а на пустое место вклеил свою. Самолетом, конечно, с таким паспортом лучше не летать, а вот на завод устроиться — вполне. К тому же я не планировал задерживаться надолго. Афера любит легкость, а когда долго — обязательно какая-нибудь тяжесть возникнет.

— У вас педагогическое образование?

— Да, но вы ведь знаете, сколько получают учителя? Кадровичка улыбнулась. Несмело, как вдова. Вдова вдовцу, хе-хе.

— У нас тоже зарплата небольшая. Восемнадцать тысяч плюс премия.

— На первое время — нормально. Осмотрюсь и сделаю у вас головокружительную карьеру.

— У нас.

— Что?

— Уже у нас.

— Да. Уже у нас.

В воздухе повисла пикантная двусмысленность. Это было лишним. Свидание и прочие сопли не входили в мои планы.

— Живете там, где прописаны?

— Конечно.

— То есть в сорок втором доме? На Пролетарке?

— Совершенно верно.

— А я в тридцать восьмом.

— Надо же! Так мы соседи.

Тут меня понесло, и я брякнул:

— Не хотите вечером прогуляться?