Халулаец

— Саныч, давай без этих ваших трансов. Я не душман. Я жить хочу.

Егор Саныч разлепил губы:

— Я тоже жить хочу. И как мне теперь с этим жить?

Опер отвел глаза.

— Давай я магнитолу украду, а ты со своими договоришься, чтоб меня на тридцать восьмую закрыли?

— Не пролезет, Саныч. Система так устроена, что близких родственников в одну колонию не сажают.

— Его весь срок там будут...

— Весь срок. В один конец билет, ничего не поделать. Даже перевод в другую колонию не поможет. По «сарафану» статус передадут и все.

— Что же делать?

Опер вздохнул и разлил водку. По полстакана. Выпили. Закурили.

— Ничего не делать, Саныч. Ждать освобождения. Два отсижено. Еще полгода отсидит, вытащим по УДО.

— А Зоба этот...

— Через год выйдет. Он блатной, ему УДО заказано.

— Ладно. Вытаскивай его, Коля. За мной не заржавеет. А я кумекать пойду.

— Не наследи только.

— Да уж не наслежу.

Дома Егор Саныч сел в кресло, закурил и задумался. На следующий день он уехал в лес, срубил две черемухи и вереск и приехал в гараж. Черемуху он пустил на «рога», а из вереска сделал основу. Очистил заготовки от коры и высушил. Потом обрезал по нужной длине, чтобы составной лук вышел не больше полутора метров. Склеил три части («рога» и основу) специальным клеем. Получилась кибить. Кибить Егор Саныч опустил в животный жир, потому что без такой пропитки лук хрястнет. Жиром он запасался на охоте, и в гаражной яме имелся запас. Изготовив кибить, Егор Саныч взялся за тетиву. Сначала думал сделать ее из сыромятной кожи, но в итоге сделал из пучка натуральных шелковых нитей. За стрелами Егор Саныч поехал под Ныроб, потому что там растет хороший ясень. На мелкого зверька сгодятся и березовые стрелы, но Егор Саныч собирался на хищника крупного, а на крупного только ясень или дуб годятся. Вообще, халулаец вполне сознательно выбрал лук. Для него он был инструментом священным, истинно своим, и Егор Саныч считал, что убивать человека, растоптавшего его сына, надо именно из лука. После недели кропотливых усилий, подгонок, шлифовок и пристрелок боевой лук был готов. Оставалось ждать, а ждать Егор Саныч умел.

Опер сдержал обещание. В сентябре 2007 года Володя вышел на волю. У ворот его встретили отец и мать. Отец вглядывался в сына, пытаясь рассмотреть следы слома, но следов этих не замечал. Володя был счастлив видеть родителей, счастлив погожему деньку, счастлив свободе и зимнему салату под рюмашку коньяка. Отец не собирался говорить сыну, что знает о его петушиной жизни. Он собирался всадить стрелу в глаз блатному Зобе, когда тот выйдет из ворот колонии, и забыть весь этот позор как страшный сон.

После освобождения Володя немного побыл дома, а потом устроился экспедитором в «Нестле». То есть сначала его никуда не брали, но отец позвонил друзьям, и его взяли в «Нестле». Целых полгода отец украдкой наблюдал за сыном. Ему казалось странным, что сын не хочет облегчить душу, рассказать о своем горе, попросить прощения. А еще халулайцу казалось странным, что за эти полгода сын так и не привел домой девушку.

В начале марта 2008 года ему позвонил опер и назвал дату и время освобождения Зобнина. Пятого марта Егор Саныч встал рано утром, не позавтракал и ушел в гараж. В гараже он поменял номера на машине, положил лук и три стрелы на заднее сиденье, выкурил сигарету и поехал в Березники. Напротив колонии тянулся пустырь, а за ним шло редколесье. Егор Саныч давно выбрал позицию и теперь встал за толстой березой в полный рост. Набросил тетиву. Наложил стрелу. Металлический наконечник тускло блеснул на солнце. Пахло лежалой травой. До колонии было сто метров. Опер показал Егору Санычу пару фотографий Зобнина, и он не сомневался, что узнает это животное даже в толпе. Правда, никакой толпы быть не должно, потому что на волю отпускают по одному.

Тяжелые тюремные ворота поползли вбок. Халулаец улыбнулся и медленно поднял лук. К воротам подъехало такси. Дальше два события наложились друг на друга. Из ворот вышел Зобнин, а из такси выскочил Володя и бросился ему на шею. В одну короткую секунду Егор Саныч понял, почему сын так и не привел домой девушку. Володя ластился к Зобнину, а тот улыбался и гладил его по спине. Халулаец натянул тетиву. Он как бы взял себя в кавычки. В таком же состоянии он добывал языка в горах Афганистана и шел в лобовую атаку на обколотых героином душманов.

Зобнина или сына? Сына или Зобнина?

Время уходило. Звериным чутьем халулаец слышал его шаги. А может, это колотилось сердце.

Зобнина или сына? Сына или Зобнина?

В последнее мгновение, когда парочка уже стояла у такси, Егор Саныч вскинул лук, выпустил стрелу в небо и повалился на землю. А Володя и Зобнин сели в такси и уехали в Пермь.

Несладкая история