не спросил, как дела у Магарыча, как здоровье.
К тому же соврал — не интересовала Ника медицинская карта,
равно как и табель успеваемости, и ежегодные характеристики
от преподов.
Все, что ему было нужно — это координаты краснодарского дет-
дома, откуда его в шестилетнем возрасте направили в Питер.
Вечером того же дня файл с личным делом Никиты Гумина ле-
жал в почтовом ящике, зарегистрированном несколько часов назад
только для этой цели. А утром следующего дня Ник уже стоял перед
зданием интерната.
Площадь Карла Маркса девятнадцать дробь одиннадцать, дет-
ский дом номер семь. Отсюда, из этого здания, если верить его лич-
ному делу, Ника вывезли в Питер. Почти восемнадцать лет назад.
Есть в голливудских фильмах распространенный штамп. Выгля-
дит этот штамп примерно так: герой идет по улице, замечает ка-
кую-то деталь вроде старой скамейки, памятника или какого-нибудь
высохшего дерева, и в этот момент его озаряет. Он начинает вспоми-
нать все, что происходило с ним много лет назад в этом месте. Как
он ходил здесь, с кем разговаривал, где сидел, что видел. Он вспоми-
нает все, может быть не сразу, по частям, но, все же, вспоминает.
Ник не вспомнил ничего.
Он смотрел на аллею, на лавочки, на памятник великому эко-
номисту — и не мог вспомнить ничего из своего детства. Вообще
ничего, ни одной мелочи. Если верить личному делу, ему тогда было
шесть лет. Все, что касается детства, Ник помнил урывками, и все
это касалось только событий, произошедших в Питерском детдоме,
но не в Краснодарском.
Небольшая стайка разношерстной детворы с шумом высыпала
из здания и помчалась куда-то за угол, громко крича. Им было лет
по шесть-семь, как раз столько же, сколько было Нику, когда его от-
сюда вывезли.
Помедлив, Ник направился следом за детворой — обойдя дом,
он оказался перед футбольным полем с ржавыми покосившимися
воротами и несколькими лавками по бокам. Что-то похожее было
в Питере, только более цивильного вида. Причем питерское поле
Ник помнил очень хорошо, а тут…
Никаких эмоций, никаких воспоминаний.
Все чужое.
Ник вернулся и вошел в здание со смешанным чувством неуве-
ренности.
На входе его остановил вахтер. Дедок лет шестидесяти, от кото-
рого ощутимо несло спиртом, добродушно поинтересовался, не тер-
рорист ли он.
— Не террорист, отец, не террорист. Учился я тут, восемнадцать
лет назад. Теперь вот заехал, проведать…
— Восемнадцать лет назад меня тут не было, — словоохотливый
дедок сочувственно покачал головой. — А я тут самый старожил,
в следующем году пятнадцать лет будет, как тут работаю. Так что
вряд ли ты своих учителей найдешь.
— Да мне бы архивы посмотреть, отец, — Ник ненавязчиво су-
нул дедку в карман купюру. — Я тут и сам недолго проучился, мне
шесть лет было, когда меня перевели отсюда.
— Архивы — это тебе к завучу надо. Гаврилова Ольга Михайлов-
на, она у нас архивами заведует. Вон туда ступай по коридору, —
показал дед. — Последняя дверь слева, там рядом табличка будет,
не перепутаешь.
Ольга Михайловна оказалась дородной женщиной с крашеными
волосами и откровенно алчным взглядом бюрократки-взяточницы.
Едва она поняла, что Ник явился без всякого официального пригла-
шения, исключительно в частном порядке, как сразу же взяла ини-
циативу в свои руки.
— Значит, говорите, здесь прошло ваше детство? — строго спро-
сила она, постукивая карандашом по краю стола.
— Дошкольные годы, — уточнил Ник.
— И что же вы хотите?
— Можно ли посмотреть на свое личное дело? — Ник аккуратно
положил на край стола купюру.
Постукивание прекратилось, купюра куда-то исчезла, строгость
в обращении быстро улетучилась.
— Вообще-то, это не положено, но…
Получив еще одну купюру, завуч не только отвела Ника в ком-
нату с архивом, но и лично помогла в поисках информации
о Нике.
Они провозились несколько часов, за которые пересмотрели,
наверное, тонну бумажного архива. Но все их поиски были безре-
зультатны — никакого упоминания о Гумине Никите в архиве не
было.
— Может, мое личное дело потерялось? Или…
— Нет. Во-первых, это невозможно, а во-вторых, вот же все спис-
ки учащихся за те годы. Вас нет ни в одном из них.
Это верно. Ни в одном списке не было никакого упоминания
о Нике, поэтому версия о том, что личное дело потеряно или похи-
щено, отметалась.
Вывод мог быть только один — Ник действительно никогда здесь
не был.
Он возвращался домой в полной растерянности. А когда пришёл,
его состояние сразу заметил Малой.
— Ну что, вернул свое детство?
Ник покачал головой.
— Нет. Вообще никаких упоминаний обо мне нет. И не вспомнил
ничего, словно впервые в жизни тут побывал.
— А для тебя это так важно? — спросил Малой.
— Не знаю, — пожал плечами Ник.
— Ну и плюнь на это. Поехали лучше в Сочи. На море покупаемся,
чурчхеллы поедим, круто!
— Угу… Поедем.
Ночью, когда Малой уже спал, Ник снова связался с Магарычом.
— Эд Макарыч, а не могло быть какой-нибудь ошибки? Может,
перепутали что-то при поступлении?
— Может и перепутали. Вас тогда привезли целую пачку, с раз-
ных городов, но в один день доставили. К открытию торопились,
видать. А ты сам-то что, ничего не помнишь?
— Только то, что в Питере было.