Хайди обо всём рассказывала подробно, она-то в точности знала, как тут идут дела и как бабушка сидит, скрючившись в своём закутке, и дрожит от холода. Она также хорошо знала, что бабушка получает на обед, и знала, чего она не получает.
До самой хижины бабуня с живейшим участием слушала Хайди.
Бригитта в это время как раз вывешивала на солнце сменную рубашку Петера, чтобы ему было во что переодеться, когда он заносит первую. Завидев процессию, она ринулась в домик.
– Как раз сейчас все уходят, мать, – оповестила она слепую. – Идут все гуськом. Дядя их провожает, больную на руках несёт.
– Ах, неужели всё-таки увозят? – вздохнула бабушка. – Ты точно видела, они взяли её с собой? Ах, пустили бы её ко мне хоть попрощаться! Хоть бы напоследок мне услышать её! Хоть руку пожать.
Тут дверь рывком распахнулась, и Хайди в несколько прыжков вбежала в уголок бабушки и обняла её:
– Бабушка! Бабушка! Мою постель пришлют из Франкфурта, и все три подушки, и тёплое одеяло. Через два дня всё это будет уже здесь, так сказала бабуня.
Хайди выпалила своё сообщение на одном дыхании – так ей не терпелось увидеть, как бабушка обрадуется. Та улыбнулась, но немного печально сказала:
– Ах, какая это, должно быть, добрая женщина! Мне бы следовало радоваться, что она забирает тебя к себе, Хайди, но я этого не переживу.
– Что? Что? Кто это сказал такое нашей доброй старой бабушке? – спросил чей-то незнакомый приветливый голос, и тут же кто-то взял старушку за руку и сердечно её пожал: вслед за Хайди в дом подоспела бабуня и всё услышала. – Нет-нет, об этом не может быть и речи! Хайди остаётся при бабушке и будет продолжать её радовать. Мы тоже будем без Хайди скучать, но сами будем приезжать. Каждый год будем подниматься на альм, потому что у нас есть причина на этом месте ежегодно благодарить Господа Бога за то, что Он совершил чудо с нашим ребёнком.
Тут лицо бабушки озарилось истинной радостью, и с безмолвной благодарностью она пожимала и пожимала руку доброй госпожи Сеземан, в то время как по её старым щекам скатывались крупные слёзы. Хайди увидела сияние радости на лице бабушки и была счастлива.
– Правда же, бабушка, – сказала она, ластясь к ней, – всё так и случилось, как я тебе читала в последний раз про целебное? Правда же постель из Франкфурта будет для тебя целебной?
– Ах, да, Хайди, и постель, и всё то хорошее, что делает для меня Господь Бог! – сказала бабушка, глубоко растроганная. – Как это только может быть, что на свете так много хороших людей, которые беспокоятся за бедную старуху и столько для неё делают! Одно дело – крепко верить в доброго Отца небесного, который не забывает и самого малого, но это не может сравниться с тем, когда узнаёшь, что есть такие люди, полные добра и милосердия к такой бедной, бесполезной старухе, как я.
– Славная вы наша бабушка, – вмешалась в разговор госпожа Сеземан, – перед нашим Господом небесным мы все одинаково убогие, и все рáвно нуждаемся в том, чтобы Он нас не забывал. А теперь мы прощаемся, но только до следующей встречи, потому что, как только на будущий год мы снова приедем на альм, мы непременно разыщем и нашу бабушку, которая теперь никогда больше не останется в забвении! – С этими словами госпожа Сеземан ещё раз взяла руку бабушки и долго жала её на прощание.
Но прощание не получилось таким коротким, как она рассчитывала, потому что бабушка никак не могла остановиться в своих благодарностях, и она желала своей благодетельнице и всему её дому ниспослания всего хорошего, чем только располагает Господь Бог в своей щедрой руке.
Наконец господин Сеземан отправился со своей матерью дальше вниз, тогда как Дядя отнёс Клару наверх, домой, а Хайди скакала рядом, едва касаясь земли, настолько сильно она радовалась благополучному будущему бабушки.
Но на следующее утро Клара проливала горячие слёзы, потому что ей приходилось уезжать с чудесного альма, где ей было так хорошо, как не было ещё никогда в жизни. Но Хайди утешала её, говоря:
– Не успеешь оглянуться, как снова будет лето, и тогда ты снова приедешь, и будет ещё лучше, чем сейчас. Тогда ты с самого начала сможешь ходить, и мы каждый день будем убегать с козами на пастбище и к цветам, и всё самое хорошее начнётся сначала.
Господин Сеземан пришёл, как и договаривались, забрать свою дочку. Он стоял теперь в стороне с дедушкой, мужчинам многое нужно было обсудить. Клара вытерла слёзы, слова Хайди её немного успокоили.
– Передай от меня привет Петеру, – снова сказала она, – и всем козочкам, особенно Лебедушке. О, если бы я могла сделать ей подарок: она помогла мне выздороветь.
– Ты очень даже можешь сделать ей подарок, – заверила Хайди. – Пришли ей немного соли, ты же знаешь, как она любит по вечерам слизывать соль с ладони деда.
Этот совет пришёлся Кларе по вкусу.
– О, тогда я пришлю из Франкфурта фунтов сто соли! – обрадованно воскликнула она. – Пусть будет от меня память.