Хайди

– Какая ты забавная! – воскликнула Клара. – Тебя же специально привезли во Франкфурт, чтобы ты осталась у меня и брала со мной вместе уроки, и увидишь, как будет весело, потому что ты совсем не умеешь читать, это внесло бы в занятия что-то новенькое. А то мне бывает иной раз ужасно скучно, и утро тянется без конца. Видишь ли, каждое утро в десять часов является господин Кандидат – и начинаются уроки, и это длится до двух часов дня, это так долго! Господин Кандидат, бывает, поднесёт книгу прямо к глазам, как будто он вдруг стал совсем близоруким, а на самом деле он там за книгой зевает во весь рот, а фройляйн Роттенмайер тоже время от времени достаёт свой огромный носовой платок и закрывает им всё лицо – так, будто она крайне взволнована тем, что мы читаем; но я-то знаю, что она, прикрывшись платком, ужасно зевает, а мне от этого тоже сильно зевается, но мне приходится с этим бороться, потому что, если я зевну хоть раз, фройляйн Роттенмайер сейчас же притащит рыбий жир и скажет, что я опять слаба, а пить рыбий жир – страшнее этого нет ничего, и уж лучше я подавлю зевок. Но теперь будет гораздо интереснее, ведь я буду слушать, как ты учишься читать.

Хайди с большим сомнением покачала головой, услышав про обучение чтению.

– Нет-нет, Хайди, хочешь не хочешь, тебе придётся научиться читать, все люди должны уметь читать, а господин Кандидат очень хороший, он никогда не сердится, и уж он тебе всё объяснит. Но видишь ли, в чём дело: когда он объясняет, ничего нельзя понять, тогда надо просто ждать и ничего не говорить, не то он начнёт объяснять ещё больше, и тогда понимаешь ещё меньше. Но потом, спустя время, когда ты уже чему-то выучишься и что-то знаешь, тогда становится понятно, что он хотел сказать.

Тут в комнату вернулась фройляйн Роттенмайер. Она так и не смогла вернуть Дету и была этим явно взволнована, ведь, собственно, не сумела ей сказать со всей определённостью, что ребёнок не такой, как договаривались. Теперь она не знала, как всё отменить, и волновалась тем больше оттого, что сама же всё и затеяла. Она побежала из учебной комнаты в столовую напротив, вернулась оттуда, но, тут же развернувшись, опять бросилась в столовую, напустившись там на Себастиана, который в это время задумчиво оглядывал накрытый стол, чтобы проверить, не упустил ли он чего.

– Отложите ваши великие мысли на завтра и сделайте наконец так, чтобы мы ещё сегодня смогли сесть за стол.

С этими словами фройляйн Роттенмайер пронеслась мимо Себастиана и стала звать Тинетту столь малоприветливым тоном, что горничная Тинетта присеменила ещё более мелкими шагами, чем обычно, и предстала перед ней с таким насмешливым лицом, что даже фройляйн Роттенмайер не отважилась на неё накинуться, и от этого волнение распирало её изнутри ещё больше.

– Комнату прибывшей привести в порядок, Тинетта, – сказала дама со спокойствием, дающимся ей очень тяжело. – Там всё уже готово, только вытрите с мебели пыль.

– Придётся постараться, – усмехнулась Тинетта и вышла.

Тут Себастиан с грохотом распахнул двойные двери в учебную комнату, поскольку был рассержен замечанием фройляйн Роттенмайер, а выместить злобу дерзким ответом управляющей не посмел; затем с внешней невозмутимостью вошёл в учебную комнату, чтобы выкатить кресло-каталку в столовую. Когда он поправлял сбившуюся рукоять каталки, Хайди подошла и стала пристально вглядываться в него. Заметив это, Себастиан взорвался:

– Ну и что тут такого особенного? – рыкнул он на Хайди таким тоном, какого не допустил бы в присутствии фройляйн Роттенмайер, которая снова возникла на пороге и приблизилась как раз в тот момент, когда Хайди отвечала:

– Ты похож на Петера-козопаса.

Дама в ужасе стиснула руки.

– Да как же можно! – вполголоса простонала она. – Она «тыкает» слугам! Этому созданию не привили даже самых элементарных понятий!

Себастиан выкатил кресло в столовую и пересадил из него Клару за стол.

Фройляйн Роттенмайер села рядом с ней и кивнула Хайди, чтобы та заняла место напротив. Больше за стол никто не сел, и места оставалось много; трое сидящих располагались просторно, чтобы Себастиану удобно было подойти с блюдом к каждому.

Рядом с тарелкой Хайди лежала румяная белая булочка. Девочка поглядывала на неё с сокровенным умыслом. Сходство с Петером, которое Хайди обнаружила, должно быть, пробудило в ней полное доверие к Себастиану, поскольку она сидела тихо, как мышка, и не шевелилась, пока тот не подошёл к ней, поднеся блюдо с жареной рыбой. Тогда она указала на булочку и спросила:

– Можно это взять?

Себастиан кивнул, покосившись при этом на фройляйн Роттенмайер: ему интересно было увидеть её реакцию на этот вопрос. Хайди мгновенно цапнула булочку и сунула её в карман передника. Себастиан скорчил гримасу, едва сдерживая разбиравший его смех: он хорошо знал, что смеяться ему сейчас не дозволено. Себастиан застыл рядом с Хайди каменным истуканом, поскольку говорить ему тоже не разрешалось, но и уйти он не имел права, пока не обслужит всех.

Хайди некоторое время удивлённо смотрела на него, потом спросила:

– Мне тоже надо это есть?