Хайд

В его памяти возникла картинка из раннего утра: Хью Моррисон, молодой парень, совершенно сбитый с толку, стоит в белой комнате, смотрит прямо на него и хочет что-то сказать. Но слова так и не прозвучали.

– Совершенно верно. У него под челюстью ссадина – это фрикционный ожог от веревки, и могу побиться об заклад, что мы обнаружим передавленную трахею, когда вскроем гортань.

– Стало быть, изначально его повесили? Я имею в виду – повесили правильным образом, за шею?

Келли Бёрр кивнула:

– Правильным. Но определенно без решения суда.

– Тогда зачем это все? – Хайд указал на изувеченный торс.

– Возможно, какой-то обряд?

Доктор Бёрр смотрела на него темными, волнующими глазами. Хайд привык, что люди стараются избегать его взгляда – их смущает его наружность, или служебное положение, или то и другое вместе. Встречались ему и женщины, которые его откровенно разглядывали, их словно будоражило, дразнило его присутствие, но Келли Бёрр просто смотрела на него – без каких-либо эмоций, низменных или иных.

– Думаете, это было ритуальное убийство? – уточнил он.

– По-моему, похоже, но подобные выводы вне моей компетенции. Мое дело – установить физическую причину смерти, основываясь на фактах, а не на умозрительных предположениях.

– Полно вам, доктор Бёрр! – добродушно воскликнул Белл. – Я учил вас куда большему. – Он обвел рукой сцену. – Непреодолимые обстоятельства привели нас в эти странные декорации, но в каком-то смысле они созвучны нашей задаче. – Врач посмотрел сверху вниз на труп, застывший на хирургическом столе. – Эти останки и есть истинный театр, театр из плоти и крови. Сюжет трагедии сокрыт в костях мертвеца, в его крови и мягких тканях. Мы зрители драматического спектакля, который разыгрывается в нем, и мы же толкователи увиденного. Хорошие зрители должны быть наделены воображением. Так и патологоанатом – хороший патологоанатом – сначала наблюдает с медицинской беспристрастностью, собирает доказательства, находит физические причины смерти, но затем его – или ее – воображение, опираясь на профессиональный опыт, интерпретирует, экстраполирует и вычленяет суть трагедии, невидимую глазу. Прошу вас, доктор Бёрр, поведайте нам о репертуаре этого театра из костей и плоти.

Доктор Бёрр уложила труп обратно на хирургический стол и подняла его руку. Кисть мертвеца, как и спина, была багрово-синюшной от посмертно стекшей крови, но предплечье осталось разительно белым, и на этом меловом фоне четко выделялись неровные, песочного цвета пятна.

– Солнечный кератоз, – пояснила она, указав на эти пятна. – Явление довольно распространенное у таких светлых блондинов, но крайне редкое в столь молодом возрасте. Могу предположить, что он много времени провел под солнцем, которое припекало куда яростнее, чем здесь, в Шотландии, но это было довольно давно, поскольку сильный загар успел сойти.

– Вот видите! – восхитился доктор Белл.

– Стало быть, он какое-то время прожил за пределами островов, – кивнул Хайд. – Но мы пока что понятия не имеем, что привело его в жаркие края. Многие молодые люди пользуются благами, которые сулят им колониальные земли. Этот человек мог быть кем угодно – матросом торговой флотилии, инженером, солдатом… Дальше нам остается только строить предположения, пустые догадки.

– Это будут научно обоснованные предположения, дорогой капитан, – подбодрил его доктор Белл, – и догадки, подкрепленные фактами. Они, по меньшей мере, укажут вам, в каком направлении проводить расследование. Однако у доктора Бёрр есть и другие открытия в запасе.

Женщина-врач положила руку покойника на стол так, чтобы можно было осмотреть его бок. На грудной клетке стал виден бледный, вдавленный, идеально прямой рубец, словно там пролегла не до конца разгладившаяся морщина.

– Наш друг уже встречался со смертельной опасностью ранее в своей жизни, и в тот раз ему повезло больше, – сказала доктор Бёрр. – Несколько лет назад его задела пуля крупного калибра. На шестом ребре едва прощупывается сросшийся перелом там, где пуля повредила кость. Попади она на пару дюймов левее, и ранение могло бы оказаться фатальным.

Хайд хотел что-то сказать, но доктор Бёрр вскинула ладонь:

– Есть кое-что еще…

Капитан покосился на Белла – тот сиял от гордости за достижения своей протеже.

– Было еще одно ранение, – продолжала она. – И тоже довольно давнее – шрам старый. Но это уже колотая, проникающая рана, нанесенная широким клинком. Учитывая возраст покойника, могу сказать, что оба ранения – и пулей, и холодным оружием – он получил в один период жизни, и было это сравнительно давно.

– Похоже, юность у него была боевая, – заметил доктор Белл. – Возможно, в буквальном смысле.

– Думаете, он когда-то был солдатом или оставался им до самой смерти? – нахмурился Хайд.

– Сыщик у нас тут вы, но сдается мне, специфика его старых ранений позволяет сделать именно такой вывод.