«Пока, стало быть, политические гладиаторы выясняют отношения в очередном историческом конфликте, зачастую выдавая свои личные интересы за интересы России и по привычке пугая народ очередным грядущем путчем, из-за их спин выныривает то один, то другой человек из обслуги и, взгромоздившись на трибуну, устно или письменно принимается обличать своего бывшего хозяина, запасшись компроматом именно за долгие годы безупречного ему служения. При этом, само собой, каждый отставник попадает в поле повышенного общественного внимания и первым делом оповещает легковерную публику, что сам-то он, лично, пострадал исключительно за свои чересчур прогрессивные убеждения… Они заговорили в полный голос — телохранители, секретари, помощники, разоблачая тех, перед кем вчера ещё заискивались, кому обязаны своим проникновением и пребыванием в верхах, обретённым весом и положением, да и не в последнюю очередь, так сказать, высокой степенью материальной защищённости от житейских невзгод. Теперь, не отказываясь от нажитого, идут дальше — с гарантируемой демократией безопасной отвагой берут на себя роль прокуроров вчерашних покровителей. Как бы не доверяя эту роль тем, кто своей незапятнанностью карьерными претензиями имеет на неё приоритетное право. Они вроде бы и тогда были часты в помыслах, когда соглашались стать приближёнными, и теперь чисты… Но яснее ясного, что… ходившие во власть, а затем, как правило, не по своей воле оттуда вернувшиеся, пребывали там отнюдь не из чистого радения о благах родного отечества. Хотя И НЕ ТОТ случай, когда журналисты меняют профессию, чтобы изучить изнутри господствующие в том круге нравы. Цель в таких случаях прозаичнее и практичнее. Да и так ли важны личные побуждения, если объективно все выглядит, как говориться, однозначно: эти правдоискатели просто-напросто ловко устраиваются в жизни. Сначала, проникнув в высшие эшелоны власти, берут там все что можно. А когда их оттуда попросят, тут же превращаются в наиболее ярых оппозиционеров, фактически торгуя приобретённой информацией, чтобы извлечь предельную выгоду уже в круто изменившихся обстоятельствах. Играют в беспроигрышную лотерею, неизменно выставляя самих себя в роли неподкупных жрецов высшей правда».[1091]
Такая вот длинная отповедь тем, кто как Коржаков (а, похоже, что вся эта тирада направлена именно на него), стали на путь рассказа о своих бывших начальниках. В чем-то с этим можно согласить, в чем-то — нет.
Начнём с конца. Кто же это не выставляет себя в виде «неподкупного жреца высшей правда»? Можно подумать, что Борис Николаевич в своих письменных воспоминаниях («Исповедь на заданную тему», «Записки президента», и прочее) поступал по иному. По крайней мере, этот упрёк в адрес Коржакова можно откинуть. Это, во-первых.
И тут же процитируем высказывание руководителя политической разведки гитлеровской Германии, который уже после падения третьего рейха написал, что в 1941 году он впервые понял, насколько тяжела для него борьба в полном одиночестве против машины тоталитарного государства.[1092] Надо же какой герой, который при этом умудрился так успешно помогать правителям той самой гитлеровской Германии удерживаться у власти.
И, во-вторых, кто ещё способен рассказать нашему народу правду о его правителях? Тех, самых, которых народ обычно привык сначала обожествлять, а потом проклинать. Тех самых, которых народ этот выбирает себя на голову, мечтая, что они прежде будут думать о родине, а потом о себе. Все вполне укладывается в рамках демократического процесса.
А, вот с третьим посложнее. Информация, которую сообщают любопытствующим в принципе мало, чем отличается от сведения, которые можно получить, заглянув в замочную скважину. Она часто либо является рассказом об сугубо личных обстоятельствах жизни высших властей, либо представляет собой информацию, полученную служебным путём и в силу этого не подлежащую разглашения. Но для этого есть суд, который может и наказать, в случае нарушения закона (а иногда и без такого нарушения, если власти очень хочется суд может ещё и не такое сотворить).
14.14.8.1. Анатолий Куликов высказался о коржаковской книге: «…Мне такие откровенности не по душе: это не интеллигентно и не по-офицерски. Служба телохранителя такова, что он, как нитка за иголкой, везде следует за охраняемым лицом и поневоле становится очевидцем самых деликатных подробностей человеческой жизни. Рассказать о них — словно нарушить врачебную тайну. Это низко. Общественное любопытство по поводу частной жизни всегда должно заканчиваться на пороге спальни и туалетной комнаты. На пороге того мира, куда не хочется пускать посторонних».[1093]