Кесарево сечение

Мой видеофон был настроен на гнусное дребезжание. Это была месть, поскольку обычно он ничего приятного не показывал. Чаще всего появлялся кто-нибудь из отдела, например, мой стажер Куропаткин, и сообщал, что меня срочно требуют прибыть. Скрываться было бесполезно, ибо тогда меня начинали доставать иными способами. Иногда тревожили университетские приятели, интересуясь, как продвигается диссертация. Я бодро отвечал, что, уже закончил обзор и приступил к составлению списка литературы. О том, что ничего из упомянутого списка не читал, я, разумеется, не сообщал. Они так и не поверили, что я расстался с математикой, да и сам я как бы еще не верил. Делал такой вид. Но Математика – дама ревнивая, измен она не прощает. Год-полтора разлуки, и она… "Ах, не говорите мне о нем!.".

Итак, мой видеофон задребезжал, как ветхозаветный будильник. Настроение тотчас упало, и это было на руку. Тем самым, я как бы морально подготовился к неприятностям. Согласитесь, что гораздо приятнее подготовится к неприятностям заранее, нежели воспринимать их на свежую голову. И в этом смысле нет ничего лучшего, нежели отвратительное, лишенное какой-либо эстетической окраски, абсолютно немелодичное дребезжание электромеханического звонка. Эти гнусные звуки я почерпнул, когда расследовал аварию на тендере "Лолита". Одному Богу известно, почему столь романтическое название дали этому грузовому ублюдку, но именно так он назывался, и именно так дребезжал на нем звонок аварийной тревоги по нарушению радиационной защиты.

Можно сделать вывод о том, что я – человек с аномальной психикой. Пусть так. Пусть! Но если мне звонят, я должен сначала подготовить свою нервную систему, а уже потом можете ее трепать, сколько хотите!

Я демонстративно уселся перед экраном, изобразил на фасаде головную боль и крайнюю степень утомления, после чего включил изображение, и, не дожидаясь, когда оно появится, гнусаво затянул: "Куропаткин, ты дрянь, мерзавец и гнусный тип. Ну почему, скажи на милость, я терплю тебя, и не убил еще ни разу в жизни!.".

Я даже глаза прикрыл от удовольствия, а когда открыл, то с изумлением обнаружил перед собой… Это была Валентина, дочь Сюняева, и, похоже, она была с ними заодно, потому что физиономия ее была достаточно кислой.

– Пардон! – сказал я машинально.

– Здравствуй, Глеб. А кто такой Куропаткин?

– Гнусный тип и мерзавец. Мы все еще на "ты"?

– Конечно. А что случилось?

– А то, что я страдаю бледной немочью – ты разве не видишь?

– Кончай валять дурака, Глеб. Надо поговорить. У тебя есть время? – произнесла она жалобно.

К этому моменту я уже перестроился, и решил что дальнейшая беседа будет протекать в деловом ключе. Мало ли, что там случилось…

– Что-то произошло? Я весь внимание.

– Дело в том, что.., – она несколько стушевалась. – Я поссорилась с отцом.

– И все?

– Конечно.

– Это пустяки.

– Ну да, пустяки! Он сказал, что выгонит меня из дому, если я и впредь буду себе позволять… Не важно!.. Я сказала, что и сама от него уйду… И теперь… Можно, я к тебе приеду?

Она меня таки озадачила! Действительно, никаких особых причин, на которые я мог бы сослаться, не существовало. Знакомство с Валентиной, хотя и шапочное, но вполне основательное в том смысле, что оно обязывало меня проявить участие и оказать посильную помощь в затруднительной ситуации, не позволяло искать удобные предлоги для отказа. Это – с одной стороны. А с другой стороны… Что я скажу завтра папе? Что его дочь нашла у меня приют и кров, а также покровительство и защиту от его родительского деспотизма? И потом, в каком качестве буду фигурировать я сам? Разница в возрасте – четыре года. Наперсник – не годится. Старший товарищ? Это лучше, но тоже отнюдь не фонтан… Со стороны это интерпретируется весьма двусмысленно.

Возможно, мои размышления как-то отразились на физиономии, потому что Валентина ухмыльнулась и оттопырила нижнюю губу. В этот момент я понял, что передо мной вполне взрослая женщина. И если я и дальше буду предаваться размышлениям, мой престиж даже не упадет – он рухнет в бездну. А я еще достаточно молод, чтобы трепетно следить за своим реноме.

– Нет вопросов, – сказал я небрежно. – Надеюсь, ты поставишь в известность предков относительно места своего пребывания?

– Вот еще! – фыркнула она. – Меня, практически, выгнали из дому. Считай – отказали от места. Я конечно же хлопну дверью, и уйду в вечерний сумрак. Нет, в вечернюю мглу. В дождь и туман… Что, я, по-твоему, дура?!

– Ах, вот даже так? Выглядит заманчиво.., – произнес я. – Мать, конечно же, поставит на уши все муниципальные службы, тебя будут искать в вечерней мгле, а ты будешь сидеть тут, и пить чай – я правильно понял? Это очень интересный ход!

– Ну, тогда я минут через двадцать буду, – сказала Валентина деловито и исчезла с экрана.