Кесарево сечение

– Имел. Будем бороться и с тем, и с другим. Но давай, все же продолжим. Надо смену готовить, а мы веселимся… Все, кончай!.. Глеб, теперь я уже серьезно. То, что изложил Зураб, – само собой. Реноме надо поддерживать, психологическую инициативу – наращивать. Но у меня были и другие резоны послать именно тебя. Мы этого однажды касались, а теперь продолжим. Так вот, ты работаешь с нами уже шестой год, и теперь очевидно, что ты наш человек. Не в том смысле, что наш, а в другом. Это твоя стезя, ты не ошибся в выборе, а мы, смею надеяться, не ошиблись в тебе. В чисто профессиональном плане ты уже готовый дознаватель, и в опеке не нуждаешься. Но кое-чего тебе не хватает.., – Гиря помолчал. – В свое время все мы работали со Спиридоновым. Он был очень интересный человек, нестандартный. Именно он сделал наш отдел тем, чем он является и теперь. Именно он назначил меня начальником этого отдела еще задолго до того, как сам перестал им быть. У руководства ГУК даже мысли не возникло, что на этом стуле может сидеть кто-то другой. Как? Это другой вопрос. Предположим, что я в отношении тебя поступлю также. Как – это другой вопрос. Ты сейчас готов занять мое место?

Гиря говорил монотонно и в такт постукивал по столу кончиками пальцев. Я понял, что в отношении меня он перешел какую-то черту, и отныне… Что?

– Нет, – сказал я твердо.

– Совершенно справедливо. И вот тебе вопрос: почему? Это очень интересный вопрос, и я хотел бы услышать ответ профессионала. Здесь много аспектов, но есть главный. – Гиря подался вперед. – Укажи его.

– Не тот вес, – сказал я.

Петр Янович расслабился и откинулся в кресле.

– Нет, – сказал он. – Это – следствие.

Меня смутил тон и напор. А, в самом деле, почему я не готов? Посади меня сейчас на место Гири, что я буду делать?

– Не знаю, – честно признался я. – Не могу вообразить, как я буду взаимодействовать со всей этой массой… Огромное количество людей, занятых не пустяками… Нет, не знаю.

– Не знаешь, – констатировал Гиря. – И не можешь знать. Ты вообще сейчас подозреваешь подвох. А, допустим, я обращаю все в шутку. Но ведь ты не готов, и это ощущение в тебе останется. Так?

– Да, – согласился я.

– А это плохо. Каждый профессионал должен смотреть вверх, пока не улетит вниз. Тогда слушай. Спроси Сюняева и Кикнадзе, почему они не сидят на моем месте? Любой из них может, я знаю. Но любой скажет, что на этом месте должен сидеть я. Почему?

Я глянул на Валерия Алексеевича – он сидел с деревянным лицом. Зураб Шалвович отвернулся. Впервые на моих глазах Гиря унижал их, и они молчали. Я растерялся. Зачем он это делает? Оставалась надежда, что это очередная постановка. Я – зритель. Меня воспитывают.

И тут Сюняев ожил.

– Ты конечно же решил, что это психологический мастер класс, – произнес он и презрительно усмехнулся. – Увы, юноша, увы… Однажды я решил, что способен лучше делать дело, которое делается в этом крэсле…

Гиря предостерегающе поднял руку.

– Это, Валера, наши личные дела, его они не касаются.

– Но, милый друг, мы опустились на такую глубину, что теперь надо выпускать все пузыри. Иначе молодой человек решит, что… Что, в тайниках своей души я… Нет уж, извини! Так вот, Глеб, однажды я его возненавидел. Он мне мешал. Я был умнее его, тоньше и… Мне казалось это несправедливым. Почему я должен быть на вторых ролях?! Так вот, этот мерзавец произвел надо мной такую штуку, что я его возлюбил всей душой. И Кикнадзе его возлюбил, и даже Штокман, хотя у Штокмана голова варит в три раза лучше. И теперь – парадокс! – я ему не завидую, и готов даже за него умереть при случае. А что такой случай он мне предоставит, я не сомневаюсь.

– А ты, Зурабчик, что скажешь? Может тоже охота излить душу на мою подкорку? – произнес Гиря елейным голосом.

Зураб Шалвович только вздохнул и махнул рукой.

– Тогда продолжим. В тебе, Глеб, отсутствует стержень. Пока. Сейчас я его вставлю, а потом, постепенно, мы будем навешивать на него разные штуки. Пока ты не сделаешься на манер новогодней елки. И в таком разукрашенном виде будешь существовать уже до самой смерти. Назад хода не будет, разве что ты – уж совсем бессовестный человек. Но я тебя изучил – ты не такой. Итак, первый элемент, так сказать, ствол. Ты должен быть абсолютно уверен, что вот этот стул, на котором я сижу, нужен. Отнюдь не о всяком стуле можно это сказать с уверенностью, но вот об этом, где покоится мой зад, – да. Почему это так, словами объяснить нельзя. Это надо понять и прочувствовать. Со временем мы это сделаем. Теперь обо мне. Секрет моего личного превосходства над этими господами заключается отнюдь не в том, что я умнее, красивее и приятней в выражениях. По всем этим параметрам они меня бьют, как ребенка, особенно Валерий Алексеевич, и особенно в части ума. Здесь у меня слабина. Ведь так, Валерий Алексеевич?

– Не прибедняйся. А, впрочем, разумеется, – Сюняев желчно улыбнулся.