Керченское сражение. От Крыма до Рима

«Российские войска… посылаю в Римскую область для освобождения Рима и всей области Римской от зло­вредных и безбожных французов, для восстановления мира, спокойствия, тишины и порядка и для утвержде­ния благоденствия всего римского народа, к восчувство-ванию оного приглашаю храбрых римлян и весь рим­ский народ области соединиться единодушно с войска­ми, мне вверенными… Уверяю при том, что обыватели и все их имения войсками, мне вверенными, будут со­хранены, и я все наивозможные способы и старания употреблю всему оному народу доставить тишину и спо­койствие при таковых объясненных мною благонамеря-ниях. Имею несомненную надежду, что римляне и весь римский народ, приняв в рассмотрение сущую свою пользу, требование мое выполнят непременно».

Строки прокламации возвещали, что в Рим направ­лялись не поработители и насильники…

17 сентября 1799 года отряд русских моряков вы­ступил в поход на Рим. Не прошло и двух недель, как Ушаков узнал о том, чего он опасался больше всего.

Оказалось, что коммодор Троубридж и начальник ко­ролевских войск под Римом тайно подписали капитуля­цию с французами и позволили им в полном составе с оружием и награбленными ценностями выйти из Рима, погрузиться в Чивита-Веккии на корабли и уйти спокой­но на Корсику. Вся эта махинация затеялась ради одно­го — первыми поднять над Римом английский флаг.

Федор Федорович был в гневе. Двуличие Нельсона, обман Троубриджа, лицемерие Руффо. Было от чего не­годовать. Он прекрасно понимал, что англичанин не­гласно получил согласие кардинала.

Ушаков отправил к Руффо советника Италийского, послал приказ Скипору и Балабину прекратить поход на Рим и вернуться в Неаполь.

Руффо внимательно прочитал послание русского адмирала:

«Самовольно и самолично генерал Буркгард подпи­сал капитуляцию. По всем общественным законам ни­кто не имеет права брать на себя освобождение общих неприятелей из мест блокированных, не производя противу их никаких военных действий и не взяв их пленными… тем паче со всяким оружием и со всеми на­грабленными ими вещами и богатствами».

— Господин Италийский, — кардинал Руффо при­шел в сильное волнение, — произошла страшная ошибка. Умоляю вас, уговорите его высокопревосходительство неоставлять нас в беде. Уверяю вас, французы подписали капитуляцию, испугавшись только ваших войск. Если ваш отряд не вступит в Рим, то невозможно будет спасти от грабежа город и установить в нем порядок. — Руффо остановился перед Италийским. — Без российских войск армия его величества отступит. — Руффо лихорадочно схватил перо, начал тут же писать Ушакову и просил Италинского как можно быстрее доставить его послание ко­мандующему русской эскадрой.

Когда статский советник вошел в салон флагмана, Ушаков беседовал с вице-адмиралом Карцевым. Кардинал Руффо молил о помощи. Италийский спешно, запинаясь, переводил письмо:

— «…Ежели русские войска не будут продолжать марш свой к Риму… увидите, что занятия Рима не бу­дет, ибо известно, что начальники многочисленной ре­спубликанской толпы думают занять город и кре­пость… По таковым обстоятельствам нужно будет иметь повеление вашего превосходительства, чтобы войска эскадры вашей продолжали марш свой, и пото­му, что иначе невозможно будет спасти Рим от грабежа и установить в оном добрый порядок».

Федор Федорович усмехнулся: о порядке заговорил.

«Без российских войск королевские будут подвер­жены великой опасности, и может быть, что они отсту­пят назад…» — Италийский, не дочитав до конца, опу­стил письмо.

— Он просит ваше превосходительство, слезно про­сит помочь.

Ушаков медленно прохаживался по салону.

Жители и невинные жертвы волновали его сейчас больше всего. Он помнил Ионические острова, террор в Неаполе.

— Как мнишь, Петр Кондратьич?

Карцев поднялся:

— Порядка ради и смуты черни дабы избе­жать, — Карцов озорно прищурился, — в первый Рим русакам ступать по чести и совести будет незазорно…

Италийский поддержал его.

— Быть посему. — Ушаков вызвал флаг-офицера Головачева. — Курьера снарядить — немедля ордер за­готовить полковнику Скипору и лейтенанту Балабину — идти и брать Рим.

30 сентября 1799 года многолюдные улицы Рима впервые встретили и приветствовали русские войска. До стен Вечного города давно докатилась молва от Ан­коны и Бриндизи, Манфредонии и Неаполя — русские матросы благонравны и добропорядочны. Не только разбой не учинят, но и, наоборот, — щадят пленных, защищают невинных.

Впервые за многие годы римляне столь бурно выра­жали свой восторг иностранным войскам, глядя на стройную колонну русских моряков.

«Виват, московито!» — неслось из открытых окон и с балконов. В голове отряда шли полковник Скипор и лейтенант Балабин. За их спинами в крепких руках шелестел, гордо рея на ветру, Андреевский стяг. По улицам и площадям древней столицы Италии гре­мела удалая русская песня, волной перекатывалась вдоль рядов ушаковских чудо-богатырей.

Неделю спустя, радуясь, Ушаков вчитывался в письмо своего адъютанта.