Керченское сражение. От Крыма до Рима

С первыми пушечными залпами Ушаков перешел на левый, наветренный борт. Теперь полуденное солн­це нещадно жгло опаленное лицо. Покуда, несмотря на превосходство турок в силе и преимуществе в исходной позиции, он твердо верит в успех боя. Одно вызывает сожаление: команда вступает в схватку на пустой же­лудок.

— Шхипера ко мне! — не поворачиваясь, крикнул вестовому.

Как будто тот поджидал где-то поблизости и спустя мгновение вырос перед командиром.

— Живо на батарейные палубы кадки с квасом и сухарей вдоволь. Да ни канителься, одна нога здесь, другая там!

Ветерок явно свежел, срывая белые барашки с греб­ней задорно курчавившихся волн. Временами гребень крутой волны с силой ударялся в скулу форштевня, и веер соленых брызг, переливаясь радугой, залетал на шканцы.

«Хассан-паша намеревается превосходящей силой сокрушить наши фрегаты… Ну что же…» — Ушаков провел языком по соленым губам, не опуская подзор­ную трубу, скомандовал:

— Поднять сигнал! «Фрегатам выйти на ветер! Ата­ковать неприятеля!»

Через минуту-другую фрегаты «Берислав» и «Стре­ла» круто взяли бейдевинд и резво начали выходить в голову турецкой эскадры, стремясь охватить голову, ее авангард. Глядя на маневр подопечных фрегатов, Ушаков расправил плечи: «Похоже, уловка вытанцо­вывается».

— Прибавить парусов до возможного! Обтянуть шкоты втугую! Три румба левее! — Он решил поставить авангард турок в два огня, поразить пушечными залпа­ми с двух бортов. Один борт турецких фрегатов обстре­ляют «Берислав» и «Стрела», а другой накроет своими

залпами «Святой Павел».

Турки оказались не такими уж недоумками. Коман­дир турецкого авангарда, подобрав фалды длинного ха­лата, суетливо перебегал с борта на борт. Он повелел поднять все паруса. Его гортанный голос, в мгновения затишья, доносился до «Святого Павла». По вантам ка­рабкались, переругиваясь, турецкие матросы, но сбить маневр русских кораблей они уже не могли. Тогда ту­рецкие фрегаты усилили огонь, канонада разгоралась с каждой минутой, но канониры турецких судов стре­ляли беспорядочно и со всей очевидностью уступали в мастерстве русским пушкарям.

Вскоре русские фрегаты и «Святой Павел» отрезали два головных фрегата турок от эскадры и взяли их в двойной огонь. Полчаса спустя турки, не выдержав напора, вышли из боя и повернули на юг. С турецкого флагмана вслед им неслись проклятия, и разгневан­ный Эски-Хуссейн открыл по ним огонь, пытаясь вер­нуть их в строй. Да где там, удирали они действитель­но под всеми парусами. Громкое «ура!» неслось им вдо­гонку с русских кораблей.

Казалось, дело сделано, но Федор Федорович долго, слишком долго ждал этого часа. Взглянув за корму, он сразу отыскал флагмана турок.

— Лево на борт! На румб норд-ост! — Схватил ру­пор, вытянул руку с подзорной трубой и крикнул вах­тенному у штурвала: — Держать на форштевень капудан-паши! Поднять сигнал! «Выхожу из строя, атакую флагмана!»

«Святой Павел», резко накренившись на правый борт, выходил из строя. Теперь авангард сосредоточил огонь и вел стрельбу по турецкому флагману. Прицель­ный огонь с двух сторон Эски-Хуссейн выдержал не бо­лее получаса. На его корабле перебили два рея, порва­ли паруса, клочьями болтались перебитые ванты, два раза на верхней палубе вспыхивали пожары.

— Турецкий флагман ворочает оверштаг! — донес­лось с салинга.

Эски-Хуссейн уваливался под ветер, показывая рас­писанную золотом корму. Словно сговорившись, оба фрегата одновременно дали залп всем бортом. С кормы турецкого флагмана во все стороны разлетелись позо­лоченные щепки. Турецкая эскадра вслед за флагма­ном ретировалась на юг.

Ушаков перевел взгляд в сторону видневшегося вдали острова Фидониси. Там безмятежно маячили паруса кордебаталии и арьергарда эскадры Войновича. «Марко Иванович верен себе, выжидает, в какую сто­рону ретироваться».

— Поднять сигнал: «Следовать к эскадре, занять место в строю!» Запросить фрегаты: «Каковы потери в людях».

Командир перевел взгляд на стоявшего рядом бара­банщика:

— Отбой тревоге! Команде обедать!

Вслушиваясь в дробь барабана, которую с особым, лихим удальством отбивал барабанщик, Ушаков начал обход корабля.

Кругом валялись щепки от поврежденных фор-стеньги и бизани, болтались на ветру перебитые ванты у грот и бизань-мачты. Паруса сквозь зияли десятка­ми больших и малых дыр, фальшборт тут и там светил­ся пробоинами.

— Фрегаты донесли, потерь в людях нет! — раздал­ся радостный возглас сигнальных матросов.

«Слава Богу, — перекрестился, вздыхая, Уша­ков, — сие наиглавное».

Каждый раз, вступая в схватку с неприятелем, в глубине души он чувствовал присущее каждому высо­конравственному человеку некоторое угрызение совес­ти. По долгу и верности присяге он был обязан сокру­шить неприятеля, по сути, так или иначе, лишать жиз­ни людей, хотя и чуждой веры, но от рождения таких же, как он, сограждан планеты. Без этого на войне не обойтись. Одно несколько утешало, он действовал по глубокому убеждению своей правоты в этом смерто­убийстве. Ведь его противники, турки, посягали на ис­конные русские земли.