Касуми, взяв квадратный поднос с напитками, направилась к столикам. Простая чёрная блузка, джинсы и коричневый фартук на поясе, перешитые самой девушкой, выглядели будто созданными для неё, подчёркивали природную плавность движений и – в нарушение всех ожиданий – давали достаточно материала для фантазий о её стройном теле. Когда Касуми проходила мимо Кэнто, он ощутил лёгкий запах мандарина от её длинных прямых волос. «Почему северянки так любят мандарины?» – подумал он.
Ямамура проводил официантку жадным взглядом:
– Её цугару8 меня с ума сводит. Акцент. Мурлычет так, что по спине мурашки. Она из Аомори.
– Это лучше, чем кансайский9, – ответил Джек. – Я совсем не могу понимать кансайский.
– Да, брат, ты сечёшь! От всяких «ондорэ» одна тошнота. – Ямамура хлопнул его по спине и показал бармену двумя пальцами на стакан.
Кэнто слышал, что сказал Ямамура, и понял сразу, что тот имел в виду родившегося в Осаке Одзаву. Генри Ямамура был ему неприятен. Крепкий бандит с лысой головой и отсутствующей фалангой на левом мизинце стал появляться в «Идзуми» зимой, когда Кэнто ещё работал в доставке. Ямамура подружился с Джеком и Дзё Уэхарой (тем самым Дзё, что играл когда-то на гитаре в «Сэкаймацу»), а на остальных смотрел свысока. Вот теперь он нарочно высказался насчёт друга Кэнто и смотрел на его реакцию, выставив вперёд широкую нижнюю челюсть со шрамом. Кэнто сглотнул. Он затылком чувствовал этот довольный взгляд и знал, что ничего не сделает. Вернулся Одзава, и Кэнто, окликнув его, потащил друга за дальний столик. Сзади, шумно выдохнув через маленький плоский нос, усмехнулся Ямамура. Хироюки что-то сказал ему, может быть на счёт Касуми, и Кэнто был бы рад узнать, что бармен осадил Ямамуру, но он ничего не расслышал.
– Так вот, – продолжил Кэнто начатый у стойки разговор, – я думаю, что вся Игра может оказаться загадкой, у которой есть решение. А Оши выбирают тех, кто сможет определить победную стратегию или разгадает их систему.
Одзава нахмурился:
– У тебя одна Игра на уме.
– Но всё-таки, что ты думаешь? Может так быть?
– Я ничего не думаю, – Одзава достал сигареты. Кэнто тоже полез за своими. – Есть зажигалка?
– У меня спички. Зажигалка к неудаче.
– Брось! При чём тут зажигалка?
– На пустом месте слухов не рождается. А так говорит уже много людей, – Кэнто протянул другу коробок. Про зажигалку он услышал только однажды. – В общем, система. Я стал записывать партии. Чужие, должно быть, без толку записывать. Могут и обмануть… Рё, мне просто нужно немного опыта и данных. Я докажу, что есть система.
– Если бы ты был профессором математики, я бы поверил, – Одзава затянулся и, откинув голову, с довольным лицом выпустил ароматный дым вверх. – В твой успех, – добавил он.
– Не обязательно быть образованным. Некоторые гении вовсе не учились в школе.
– Например?
– Ну, – Кэнто замялся, так как не знал точных примеров. – Эйнштейн.
– Кэн, может, попросишься обратно? Шеф знает, что ты тогда проигрался, а значит, машину разбил не по своей вине. То есть как, – поправился он, – по своей, но неизбежной. Сейчас вместо тебя молодой парень, и вот он дурак сам по себе, безо всякой Игры.
Кэнто покачал головой и откинулся на спинку стула, отдаляясь от Одзавы и стола и как бы показывая этим свою независимость:
– Я не вернусь. Даже если нет никакой системы, я буду рисковать и либо погибну, либо разбогатею. Стареть и терять эти годы в той жизни, которая у меня есть, я не хочу.
В зале послышался женский смех. Одзава тотчас обернулся:
– Вот они! С тобой чуть не пропустил. Пойдём, познакомлю! В салатовом – подруга Акиры. Помнишь Акиру? Который бензин поджигал, чтобы накачать колесо, и спалил его.
Акира был весёлым парнем. И Одзава. Все они сегодня хорошие весёлые парни.
3
Кэнто проснулся от кошмара: за ним гналась одноногая старуха. У неё были длинные белые волосы, с которых во все стороны сыпался мусор. Она то прыгала, то летела, плеская в Кэнто кипятком из большого ковша. Кэнто бежал изо всех сил, но старуха не отставала. Кипяток не кончался и не мог кончиться, так как его производил сам ковш – во сне это было очевидной истиной. Проснувшись, Кэнто долго не мог придти в себя и, перевернувшись на живот, ощупывал вспотевшую спину. Ожогов не было – только две длинные царапины. «Это ещё откуда?» – подумал Кэнто, садясь на измятом футоне и хмурясь от накатившей головной боли.
В комнате было светло. Аккуратно сложенный, но не убранный футон Нацуки странным холмом возвышался справа от него. Кэнто встал, снова потрогал царапины, прошёл на кухню. Всё было вымыто, вычищено, расставлено по своим местам. Переступая с ноги на ногу на холодном полу, Кэнто полез за аспирином, но нашёл только пустую пачку. Он снова поморщился, налил из крана воды в стакан, выпил её большими глотками. У воды был сильный железистый привкус, отчего она напоминала кровь. Кэнто налил ещё стакан. «Надо было слить воду. Сначала грязная идёт, а этот уже нормальный».
Вкус воды не изменился.