Кентерберийские рассказы

Рассказ о бедном графе Уголино
У каждого исторгнет плач и стон,—
Так жалостна была его кончина;
Он был близ Пизы в башню заключен
С тремя детьми, — год пятый завершен
Был лишь недавно старшим из малюток.
Как птица в клетке, в башне без окон
Они томились. Их удел был жуток.

Епископ Роджер злобной клеветой
Достиг того, что, в башню заточенный,
Несчастный граф там век окончить свой
Был обречен толпою возмущенной.
И дни его текли в тоске бездонной
Средь мрачных стен, как я уже сказал…
Заплесневелый хлеб с водой зловонной
В обед злосчастный узник получал.

И вот однажды, в час, когда обычно
Ему обед тюремщик приносил,
У двери звук раздался непривычный:
Тюремщик наглухо ее забил.
Граф понял все и в ужасе застыл.
«Голодной смерти призрак перед нами,—
Подумал он, — сколь жребий мой постыл!»
И залился обильными слезами.

Тут младший сын, трехлетний мальчуган,
Спросил отца: «Что плачешь ты? Скорее
Обед бы нам тюремщиком был дан!
От голода, смотри, я коченею;
Дай мне лепешку, и засну я с нею.
О, если бы навек уснуть я мог,
Чтоб голода не знать! Всего милее
Мне хлеба, хоть бы черствого, кусок»

Так он томился день-другой, стеная,
Потом на грудь отцовскую прилег.
Сказал: «Прощай, отец, я умираю!»
И дух свой испустил чрез краткий срок.
Граф это зрелище стерпеть не мог;
В отчаянье себе кусая руки,
Он закричал: «Тебя, проклятый рок,
Виню за все мои страстные муки»,

А дети, думая, что он себе
Кусает, руки, голодом нудимый,
Воскликнули: «Мы плоть свою тебе
Отдать готовы, наш отец родимый,—
О, если б накормить тебя могли мы!»
Их слушая, он плакал без конца,
А через день, в тоске невыразимой,
Они скончались на руках отца.

Сам Уголино тоже там скончался,
Навек покинув этот бренный свет,
Где некогда он славой красовался,—
Подробностей в трагедии сей нет;
Всем любознательным даю совет
К поэме обратиться бесподобной,
В которой Дант, [152]Италии поэт,
Все это рассказал весьма подробно.

Здесь Рыцарь и Трактирщик прерывают рассказ Монаха

ПРОЛОГ МОНАСТЫРСКОГО КАПЕЛЛАНА [153] (пер. И. Кашкина)