Читаем Кентавр полностью

Но выражение лица полковника привело ее в такое замешательство, что она тотчас сбивчиво рассказала о принесенной посылке. Вопрос же о том, был ли уничтожен сверток, как он настрого наказывал, еще больше смутил ее.

— Так его не уничтожили? — спросил Мастерс с таким негодованием, словно неподчинение приказам было чем-то невозможным.

— Я думаю, что его выбросили, — уклончиво ответила гувернантка, не смея поднять глаз, ведь она пыталась выгородить кухарку. — А Моника, наверное, нашла.

Мадам презирала себя за трусость, но его напряженность развеяла все ее сомнения. Она осознала, что желает оградить его от боли; осознала, что именно его, а не Моники безопасность и счастье волнуют ее.

— Кукла говорит! И еще двигается, — с отчаянием прокричала она, заставив себя наконец взглянуть на него.

Полковник Мастерс, казалось, окаменел, даже дыхание прервалось.

— Вы говорите, она у Моники? Дочь играет с ней? Вы видели движения и слышали звуки, похожие на слова? — негромко спрашивал он, словно разговаривая сам с собой. — Вы слышали своими ушами? — почти шепотом повторил он.

Не найдя слов для ответа, она просто кивнула. Его ужас передался ей, будто принесенный порывом ледяного ветра. В глубине души полковник был очень напуган. Вместо того чтобы взорваться в ответ или раскритиковать ее, он говорил тихо и спокойно.

— Вы поступили правильно, что пришли и рассказали все мне, абсолютно правильно, — добавил полковник так тихо, что она едва разобрала слова, — я ожидал чего-то подобного… рано или поздно… так должно было случиться…

Его голос совсем затих. Полковник достал платок и вытер лицо.

И тут, почувствовав безмолвную мольбу о сострадании, женщина осознала, что ее страх улетучивается под натиском нахлынувших эмоций. Она подошла ближе и посмотрела ему в глаза.

— Взгляните на девочку сами, — сказала она с неожиданной твердостью. — Пойдемте и послушаем вместе. Пойдемте в ее спальню.

Тут полковник взял себя в руки. Сначала он ничего не сказал, но наконец спросил тихим неуверенным голосом:

— Кто принес тот сверток?

— По-моему, мужчина.

Он опять замолчал. Казалось, прошли минуты, прежде чем он снова спросил:

— Белый или… черный?

— Темнокожий, — ответила она ему.

Полковник побледнел и задрожал как осиновый лист. Он оперся на дверь, такой безвольный и обессилевший, что женщина поняла: если она не хочет стать свидетельницей обморока, ей придется взять на себя руководство.

— Вы подниметесь туда со мной этой ночью, — твердо сказала она, — и мы вместе все услышим. А сейчас подождите здесь. Я схожу за бренди.

Минутой позже, когда она вернулась, запыхавшись, полковник залпом выпил полбокала, и гувернантка поняла, что была права, рассказав ему все. Его покорность лишь подтверждала это.

— Этой ночью, — повторила мадам, — сразу после вашей игры в бридж. Встретимся в коридоре возле спальни. В половине первого.

Полковник заставил себя выпрямиться и, глядя ей прямо в глаза, слегка кивнул.

— Двенадцать тридцать, — невнятно повторил он. — У дверей спальни.

И, тяжело опираясь на трость, открыл дверь и вышел на улицу. Молодая женщина смотрела на него и чувствовала, что ее страх обернулся жалостью. Глядя вслед этому прихрамывающему мужчине, Йоцка осознавала, что затишье лишь временное.

Гувернантка придерживалась намеченного плана. Она не стала ужинать и провела вечер в своей комнате в молитвах. Но сначала уложила Монику спать, подоткнув вокруг нее одеяло.

— А где моя кукла? Она должна быть рядом со мной, иначе я не усну, — стала умолять ее девочка, такая милая и послушная.

Мадам Йоцка взяла куклу негнущимися пальцами и положила на ночной столик рядом с кроватью.

— Ей будет очень удобно спать здесь, дорогая. Почему бы не оставить ее на столике?

Женщина обратила внимание, что кукла была аккуратно зашита и скреплена булавками. Девочка быстро схватила игрушку.

— Я хочу, чтобы она лежала в кровати рядом со мной, — ответила Моника со счастливой улыбкой. — Мы рассказываем друг другу истории. Если она будет далеко от меня, я ее не услышу.

И девочка прижала куклу с такой нежностью, что гувернантку окатило ледяной волной.

— Конечно, дорогая, если это поможет тебе побыстрее уснуть.

Моника не заметила ни дрожащих пальцев, ни страха на лице или в голосе мадам: едва кукла легла на подушку, а пальцы Моники прижались к светлым волосам и восковой щеке, как глаза девочки закрылись. Она облегченно вздохнула и тотчас уснула.

Мадам Йоцка, боясь оглянуться, подошла на цыпочках к двери и вышла из спальни. Уже на лестнице она отерла со лба холодный пот.

— Господи, благослови и защити ее, — шептала она, — и прости меня, если я согрешила.

Она сдержит свое обещание и знает, что полковник тоже сдержит свое. Потянулись томительные часы ожидания с восьми и до полуночи.

Перейти на страницу:

Все книги серии Гримуар

Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса
Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса

«Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса» — роман Элджернона Блэквуда, состоящий из пяти новелл. Заглавный герой романа, Джон Сайленс — своего рода мистический детектив-одиночка и оккультист-профессионал, берётся расследовать дела так или иначе связанные со всяческими сверхъестественными событиями.Есть в характере этого человека нечто особое, определяющее своеобразие его медицинской практики: он предпочитает случаи сложные, неординарные, не поддающиеся тривиальному объяснению и… и какие-то неуловимые. Их принято считать психическими расстройствами, и, хотя Джон Сайленс первым не согласится с подобным определением, многие за глаза именуют его психиатром.При этом он еще и тонкий психолог, готовый помочь людям, которым не могут помочь другие врачи, ибо некоторые дела могут выходить за рамки их компетенций…

Элджернон Генри Блэквуд

Фантастика / Классический детектив / Ужасы и мистика
Кентавр
Кентавр

Umbram fugat veritas (Тень бежит истины — лат.) — этот посвятительный девиз, полученный в Храме Исиды-Урании герметического ордена Золотой Зари в 1900 г., Элджернон Блэквуд (1869–1951) в полной мере воплотил в своем творчестве, проливая свет истины на такие темные иррациональные области человеческого духа, как восходящее к праисторическим истокам традиционное жреческое знание и оргиастические мистерии древних египтян, как проникнутые пантеистическим мировоззрением кровавые друидические практики и шаманские обряды североамериканских индейцев, как безумные дионисийские культы Средиземноморья и мрачные оккультные ритуалы с их вторгающимися из потустороннего паранормальными феноменами. Свидетельством тому настоящий сборник никогда раньше не переводившихся на русский язык избранных произведений английского писателя, среди которых прежде всего следует отметить роман «Кентавр»: здесь с особой силой прозвучала тема «расширения сознания», доминирующая в том сокровенном опусе, который, по мнению автора, прошедшего в 1923 г. эзотерическую школу Г. Гурджиева, отворял врата иной реальности, позволяя войти в мир древнегреческих мифов.«Даже речи не может идти о сомнениях в даровании мистера Блэквуда, — писал Х. Лавкрафт в статье «Сверхъестественный ужас в литературе», — ибо еще никто с таким искусством, серьезностью и доскональной точностью не передавал обертона некоей пугающей странности повседневной жизни, никто со столь сверхъестественной интуицией не слагал деталь к детали, дабы вызвать чувства и ощущения, помогающие преодолеть переход из реального мира в мир потусторонний. Лучше других он понимает, что чувствительные, утонченные люди всегда живут где-то на границе грез и что почти никакой разницы между образами, созданными реальным миром и миром фантазий нет».

Элджернон Генри Блэквуд

Фантастика / Ужасы / Социально-философская фантастика / Ужасы и мистика
История, которой даже имени нет
История, которой даже имени нет

«Воинствующая Церковь не имела паладина более ревностного, чем этот тамплиер пера, чья дерзновенная критика есть постоянный крестовый поход… Кажется, французский язык еще никогда не восходил до столь надменной парадоксальности. Это слияние грубости с изысканностью, насилия с деликатностью, горечи с утонченностью напоминает те колдовские напитки, которые изготовлялись из цветов и змеиного яда, из крови тигрицы и дикого меда». Эти слова П. де Сен-Виктора поразительно точно характеризуют личность и творчество Жюля Барбе д'Оревильи (1808–1889), а настоящий том избранных произведений этого одного из самых необычных французских писателей XIX в., составленный из таких признанных шедевров, как роман «Порченая» (1854), сборника рассказов «Те, что от дьявола» (1873) и повести «История, которой даже имени нет» (1882), лучшее тому подтверждение. Никогда не скрывавший своих роялистских взглядов Барбе, которого Реми де Гурмон (1858–1915) в своем открывающем книгу эссе назвал «потаенным классиком» и включил в «клан пренебрегающих добродетелью и издевающихся над обывательским здравомыслием», неоднократно обвинялся в имморализме — после выхода в свет «Тех, что от дьявола» против него по требованию республиканской прессы был даже начат судебный процесс, — однако его противоречивым творчеством восхищались собратья по перу самых разных направлений. «Барбе д'Оревильи не рискует стать писателем популярным, — писал М. Волошин, — так как, чтобы полюбить его, надо дойти до той степени сознания, когда начинаешь любить человека лишь за непримиримость противоречий, в нем сочетающихся, за широту размахов маятника, за величавую отдаленность морозных полюсов его души», — и все же редакция надеется, что истинные любители французского романтизма и символизма смогут по достоинству оценить эту филигранную прозу, мастерски переведенную М. и Е. Кожевниковыми и снабженную исчерпывающими примечаниями.

Жюль-Амеде Барбе д'Оревильи

Фантастика / Проза / Классическая проза / Ужасы и мистика

Похожие книги