Кенозёры

Ты уснула. Мне опять не спится.
За окном куражится, как зверь,
Бьётся в стёкла полуночной птицей
Гостья запоздалая — метель.
Слышу я: там шорохи и звуки
Бродят, спотыкаясь в темноте,
И свои невидимые руки
Сквозь окно протягивают мне.
И свои невидимые лица
Корчат исступлённо надо мной…
Пусть тебе хорош ее приснится
В эту ночь за нас двоих с тобой.

Белые сны

Мне часто снятся белые сны:
Дорога, резное крыльцо…
Я вижу отца у высокой сосны.
Задумчивое лицо…

Мы рядом стоим. Мы оба белы.
Молчи, моё сердце, молчи!
Неужто не брызнут, как звёзды, из мглы
Солнечные лучи.

И я околдован тем белым сном.
Отцовская седина, —
Как ни один истории том,
Справедлива она.

Когда обжигала каждая пядь
Отбитой с боем земли,
Глядишь, у того седая прядь,
А тот берёт костыли.

Промчался и сгинул огненный вихрь,
И время идёт вразбег.
Живёт среди нас немало седых,
Спасших двадцатый век.

Не все они носят ордена,
Достойные высших наград…
А есть фальшивая седина,
Модная, говорят.

Её наводит за пять минут
Не порох, не сталь, не свинец,
Не смертной атаки упорный труд,
А парикмахер-спец.

…В белом сне белеет река,
Белою тьмой темно.
И только пробитое знамя полка
Всегда красным-красно.

1966 г.

Письмо

Без единого взрыва, выстрела
В гости ходит пора военная.
Пожелтела бумага, выцвела,
Как на камне пластинка медная,

Как на камне мрамора светлого,
И дождём, и слезами омы того…
Та бумага — письмо заветное
От живого, не от убитого…

Руки вытерла фартуком ситцевым
И заплакала, кстати, не кстати ли?
Треугольник подбитой птицею
На ладони лежит у матери…

1969 г.

Всё это небыль

Всё это небыль: сказки, шутки,
Забытый сон в ночи весенней.
И голубые незабудки —
Глаза глубокие в смятенье.

И тишина поляны русской,
И смех колючий, как снежинки,
И губы с инеем вприкуску,
Как будто солнца половинки.

И рыжий март в твоих ладонях,
И дым костра в бору сосновом,
И небо синее, большое,
И всё сначала, снова, снова.

Всё это небыль? Нет уж, дудки!
Всё это было и осталось.
Храню в душе не ради шутки
Я слов невысказанных радость.

Гармонь солдата