Тем временем мужи Ирландии стали лагерем на равнине Муиртемне и принялись крушить все, что попадалось им на глаза и там, и в Макайре Конале. Едва три дочери Галатина узнали, что Кухулин покинул Дандеалган, они с быстротой ветра перенеслись в Эмайн Маху и, усевшись на лужайке перед домом, в котором веселились Кухулин и Эмер, принялись скрести ногтями землю и рвать траву, чтобы вызвать видение вышедших на смертельный бой многочисленных воинств. Шума от них было не меньше, чем от настоящего войска, если бы оно решилось брать приступом Дом Алой Ветви.
Глеананн Светлоликий, сын Катбада, приглядывал в этот день за Кухулином, и он первый заметил, как покраснело лицо у Кухулина, смотревшего на дерущихся воинов, как взялся он за меч и уже готов был бежать на подмогу тем или другим. Он не стал сидеть, сложа руки, а обхватил Кухулина за плечи и принялся убеждать его, что он видит перед собой всего лишь колдовство, сотворенное дочерьми Галатина ради того, чтобы выманить его наружу. Тут подоспели Катбад и многие ученые мужи, которые подтвердили его слова, но им потребовалось много сил и времени, чтобы удержать Кухулина на месте.
На другой день Катбад сам пришел приглядывать за Кухулином, но, когда поднялся шум, несмотря на все уговоры, Кухулин поднялся со своего места и подошел к окну. Вначале ему почудилось, что он видит все ирландское воинство на лужайке перед домом. Потом он как будто разглядел Градха, сына Лира, и услышал арфу Мангура, наигрывавшего мелодии сидов. Услышав арфу Мангура, он сразу понял, что недолго ему осталось жить, что на исходе его сила и его мужество.
В это время одна из дочерей Галатина приняла облик вороны и принялась кружить над окном и насмехаться над героем, требуя, чтобы он не отсиживался в доме, а защищал свои земли от врагов.
На сей раз Кухулин без подсказок знал, что на его глазах творится колдовство, и все равно он готов был ринуться в самую гущу воинов, такое затмение нашло на него из-за воинственного звона мечей и сладкого пения арфы сидов. Катбад всеми силами старался его успокоить, он увещевал его и объяснял ему, что если три дня он пробудет в Эмайн Махе, то чары потеряют силу, а там Конал Кеарнах придет ему на подмогу и он вновь сможет сражаться, сколько его душе угодно, и по всей земле будут славить имя непобедимого Кухулина.
Со всех сторон обступили его жены Улада и музыканты, принявшиеся петь сладкие песни, чтобы отвлечь Кухулина от шума брани. А там и день подошел к концу.
Наутро Конхобар призвал к себе Катбада, Глеананна Светлоликого и всех друидов. Пришли с ними и Эмер, и Ниав, дочь Келтхайра, которую любил Кухулин, и другие жены из Дома Алой Ветви. Конхобар спросил их, как они собираются удержать Кухулина от битвы в этот день.
– Не знаем, – ответили ему и мужи, и жены.
– Тогда я скажу вам, что надо сделать, – сказал Конхобар. – Поезжайте с ним вместе в Глеанн-на-Бодхар, что значит Глухая Долина. Если даже все воины Ирландии завопят разом и разом скрестят мечи, в этой долине вы ничего не услышите. Увозите туда Кухулина и держите его там, пока не ослабнут чары и не примчится ему на подмогу Конал Кеарнах с острова Леодус. Увозите туда Кухулина и держите его там, пока с острова Леодус не примчится Конал Кеарнах.
– Король, – молвила тогда Ниав, – вчера весь день мы уговаривали и просили его поехать с нами в Глухую Долину, но он не желает ничего слышать и не поедет туда, что бы мы ему ни сказали. Пойди к нему сам вместе с Катбадом, и Глеананном, и бардами, и Эмер, и увези его в ту долину. Прикажи музыкантам играть громко, чтобы не слышал он бранного шума и насмешливых слов дочерей Галатина.
– Я не поеду с ним, – заявила Эмер. – Пусть едет Ниав, а я даю ей мое благословение, потому что ей Кухулин не откажет.
На том они порешили, и все отправились к Кухулину в сопровождении любимого арфиста Конхобара по имени Кобтах, который ни на мгновение не прерывал нежную мелодию. Кухулин еще не вставал с ложа, и Катбад подошел к нему с такими речами:
– Милый сын, – сказал он, – сегодня я приглашаю тебя на пир, на котором будут все жены и все барды Улада. Ты не можешь отказать мне.
– Горе мне! Не время сейчас для пиров и веселья, когда четыре королевства Ирландии крушат и грабят Улад, когда мужи Улада слабы и Конала нет с нами, а воины Ирландии поносят меня и смеются надо мной, будто я бегаю от них. И если бы не ты и не Конхобар, не Глеананн и не Амергин, я бы уже давно расправился с ними, и мертвых среди них было бы больше, чем живых.
Тут вступили в разговор жены. И Эмер сказала так:
– О милый Пес Улада, до сих пор ни разу я не отговаривала тебя ни от одного сражения, ни от одного поединка. Но теперь ради меня, мой единственный возлюбленный, мой первый возлюбленный, прими приглашение Катбада и отправляйся на его пир вместе с ним, Глеананном, Ниав и сладкоречивыми бардами Улада.
Ниав подошла к Кухулину и три раза пылко поцеловала его. После этого все поднялись со своих мест. Кухулин встал с ложа и, печальный, поехал вместе со всеми в Глухую Долину. А там он сказал: