Кехо

Оборотень хоть и выглядел прескверно, но оказался верен себе. Бресель только и делал, что болтал: про засаду, погоню, арбалет военачальника. Выяснилось, что стрелял никто иной, как Нишир Фарух Гаран Победитель, сам генерал-командующий. После бывший егерь сразу стал рассказывать про заставу, установленные там порядки, долгие патрули по Пустоши (правда, успел поучаствовать Бресель всего лишь в четырех). А еще спустя полчаса рассуждал о необходимости переезжать в Конструкт, где крутятся все деньги, из бедных Пределов.

Ненадолго бывшего егеря удалось заткнуть ужином, во время которого учитель был мрачнее, чем небо над Пустошью, а после они завалились спать. Юти с удовольствием думала, что скоро Бресель встанет на ноги и им не придется его тащить. Они оставят у Лидса оборотня, пока тот не поправится, а сами пойдут дальше.

Утро встретило Юти заунывной песней холодного ветра и окоченевшим телом их недавнего соратника. Девочка растерянно смотрела на молодое мирное лицо егеря и пыталась обратиться внутрь себя. Понять свои ощущения. Чего в ней больше: непонимания, скорби, разочарования? Ведь они так много сделали, чтобы спасти оборотня, но в итоге Аншара все равно призвала его.

— Он ведь вчера пришел в себя. Был таким бодрым, болтливым, — негромко произнесла Юти.

— Последний вздох перед смертью всегда глубокий, — ответил ей Ерикан. — Он ушел во сне. Поверь мне, это хорошая смерть. Не всем так везет.

— Надо его похоронить, — вздохнула Юти.

Девочка выбрала место, по ее мнению, наиболее подходящее для задуманного, и единственное кольцо на правой руке загорелось, растрачивая силу. Мерзлая земля нехотя и неторопливо разошлась в стороны, обнажая голодное чрево будущей могилы.

В военном походе убитых южан обычно оттаскивали в безопасное место, где и хоронили. Степь, пустыня, плодородные земли срединной Империи — никакой разницы. С воином складывали оружие и вещи, принадлежавшие ему при жизни, а после могилу затаптывали лошадьми, чтобы враг не смог добраться до покойного и осквернить захоронение или на холодное тело не позарились дикие звери.

Юти слышала, что на западе существовали другие обычаи. Мертвого могли хоронить через несколько дней, в специально отведенном месте, чтобы изредка приходить туда и вспоминать воина. Девочка считала подобное глупостью. Каждый знает, что герой, погибший в бою, пирует на том свете, покуда здесь хоть кто-то о нем помнит. И лишь потом уплывает по реке смерти в небытие.

Девочка не догадывалась, что ее представления о смерти и жизни — своеобразный сплав учений последователей Аншары и верований в старых богов. Сознание имперцев благополучно совместило, на первый взгляд, противоречащие друг другу религии. Потому никто не удивлялся, что храмовники отмечали день Славения, когда наконец поднималась зеленая трава и распускались почки. По их поверью, именно тогда родилась Аншара. Также как никто из староверов не изумлялся пиршеству на том свете, к которому изначально могли прийти лишь настоящие воины.

Юти не задумывалась над этими тонкостями. Она была слишком юна, неопытна и смерть еще не стала ее частым спутником. А подобное всегда повергало если не в шок, то в некий трепет.

Потому после захоронения Бреселя, девочка до самой хижины Лидса не произнесла ни слова. Ерикан же, оставшись верным себе, не особо и настаивал на разговоре.

— Как раз ко времени, — улыбнулся миели, встретивший их снаружи, хотя его глаза оставались серьезными. — Птички как раз прилетели утром.

Юти рассеянно прошла мимо огромного горного волка, заодно пробежав пальцами по его густой шерсти, точно это был обычный уличный пес, махавший хвостом. И только после осознала, что сделала. Хорошо, что Пушок не успел отреагировать на дерзость гостьи хозяина.

— Боюсь, в этот раз ты оказался прав, — мрачно заявил миели Ерикану, как только они очутились в землянке. — У самого мыса Трех Мертвецов собрались оскверненные. Много оскверненных. И они продолжают прибывать, чтобы посмотреть на истинное порождение Скверны.

— Он такой страшный? — поинтересовался Ерикан.

— Не страшнее тебя, — фыркнул Лидс, почему-то посмотрев на Юти. — Обычный мальчишка лет четырнадцати. — Худой, черноволосый, без всяких этих серых отметок на коже. Но все оскверненные его слушают. Буквально в рот смотрят.

— И стал Инрад первым среди проклятых. И каждое его слово отражалось в сердцах оскверненных, — задумчиво проговорил Ерикан.

— Это он умным пытается казаться, — подмигнул Юти Лидс. — Будто один читал писание об Инраде… Все повторяется, как и было предсказано.

— Как и было предсказано, — повторил учитель.

В его голосе не было обеспокоенности и тревоги. Лишь обреченность человека, который знает, что должен сделать, однако всеми фибрами души не желает совершать подобный поступок.

— Чтобы войти в силу, ему потребуется время, — сказал наставник.

— А оно у тебя есть? — лукаво поинтересовался Лидс.

— Вместо того, чтобы болтать, лучше научи Юти чему-нибудь.

— Я думал, что у нее есть учитель, — зевнул сутулый старичок.

— Ты один из самых талантливых миели, которых я знаю.