Кэйтлин и Купидон

– Не без этого, да. У нас есть настольный футбол, залипаем в него под пиво – нормально, в общем.

– Настольный футбол! Я люблю настольный футбол, я часто играла в него с моим мужем Гарри. – Я не хотела этого говорить. Я не желала упоминать Гарри, произносить его имя в этот теплый вечер. Мне хотелось, чтобы здесь все было просто. Но имя выскочило, и Уильям опускает взгляд к стойке бара, начиная протирать ее синим полотенцем.

– Вы замужем?

Верити смотрит на меня так, словно я – драгоценная ваза, ненадежно стоящая на краю стола.

– Нет, гм, уже нет, – говорю я, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос звучал ровно и твердо. Не позволяя ему дрогнуть. – Раньше была.

Это разрушает чары сегодняшнего вечера. Я чувствую, как меня охватывает усталость, – и кажется, будто мы сели в самолет три недели назад, хотя на самом деле это было только сегодня утром, после того как мы забились в такси в три часа ночи. Я слушаю, как в пальмовой роще шумит ветер. Почувствовав перемену в настроении, Уильям продолжает протирать стойку. Верити смотрит на меня.

– Еще по стаканчику? – спрашивает она. Я слышу по ее голосу, как она вымотана. И отрицательно качаю головой.

– На сегодня хватит, – отвечаю я. – Ты устала. Это всего лишь первый вечер, а завтра Рождество.

Уильям оборачивается, его полотенце теперь на плече. Он смотрит на часы.

– Нет, дамы, Рождество уже сегодня. Время за полночь.

Я вспоминаю, что, когда была маленькой, очень старалась дождаться полуночи, в надежде увидеть Санту. Я лежала с открытыми глазами, твердо собираясь это сделать, – но затем просыпалась рождественским утром, осознавая, что в какой-то момент заснула.

– Счастливого Рождества! – говорит нам Верити.

– Еще по одной, – произносит Уильям. – Надо за это выпить! – Он достает бутылку шампанского из холодильника и наливает нам по бокалу. Мой кажется мне таким хрупким в руках, будто способен разлететься вдребезги, если я сожму его чуть посильнее. Себе Уильям тоже наливает бокал – и прикладывает палец к губам:

– Только никому не говорите!

– Рождество – это вообще сплошное таинство, – откликаюсь я, и он подмигивает мне, пока мы чокаемся. Я отвожу взгляд и смотрю на Верити, на море, на залитый светом бассейн, оглядываясь на Уильяма снова, только когда одним глотком допиваю шампанское.

– Ладно, спать, – говорю я Верити.

– Ты уверена? – спрашивает она, переводя взгляд с меня на Уильяма и обратно. – Я не против прогуляться одна. Ты не выглядишь слишком усталой.

– Не желаете ли еще чего-либо? – искушает меня Уильям. Но я остаюсь непреклонна.

– Правда, пора идти – мы так рано встали этим утром. – Я прикрываю рот рукой, изображая зевоту. Верити осилила только половину бокала шампанского. Она вопросительно смотрит на меня и пожимает плечами.

– Тогда, наверно, мы пойдем. Спокойной ночи, Уильям! – говорит она ему.

– Спокойной ночи, Верити! – отзывается он. – И… Кэйтлин?

Я оборачиваюсь, только когда выскакиваю из бара на песок.

– Да?

– Желаю очень счастливого Рождества, – произносит он, и волна накатывает на берег, добираясь до моих лодыжек^[13].

В прошлое Рождество я не вставала с постели. Я плотно задернула занавески, чтобы не осталось ни единой щели, в которую проникал бы дневной свет, и слушала тишину снаружи, глядя невидящим взглядом в стену. Мама заходила время от времени и ставила мне на край кровати тарелки с едой, к которым я не притрагивалась.

На Рождество всегда устанавливается странная тишина, будто весь мир замолкает и замыкается в себе. Наша улица, обычно полная машин и детей, была безлюдна – никто не стучал баскетбольным мячом в стену и автомобиль мистера Джи не фырчал в попытках хозяина его завести. Мне казалось, что я тону в тишине, словно кто-то засыпал комнату песком, который может задушить.

Сейчас, год спустя, я просыпаюсь под звуки колокольчиков, звенящих снаружи на ветру. Я ощущаю рядом теплоту близкого человека и слышу шелест переворачиваемых страниц. Я хочу подкатиться поближе и прижаться к нему всем телом, уткнуться носом в мягкие пушистые волосы на его затылке, вдыхать мятный запах его дыхания. Но это Верити рядом со мной; Верити, протягивающая мне стакан газированной воды и желающая счастливого Рождества.

– Гарри… – выдыхаю я. – Господи, мне так не хватает его, я так сильно по нему тоскую…

Она притягивает меня к себе и гладит по волосам:

– Я знаю, дорогая, я знаю…

Я не позволяю себе задержаться в таком положении надолго и откатываюсь от нее, хватая полотенце.

– Я не могу проплакать весь день, Верити. Сегодня Рождество!

– Ты можешь делать все, что захочешь, Кэйт, – отвечает Верити. Но я полна решимости.

– Мы в раю, – напоминаю я ей, направляясь в душ.

Сегодня – даже будучи так далеко от привычного мира – я все равно ощущаю ту рождественскую тишину, повисшую в воздухе и сообщающую, что этот день особенный. Едва ли я очень хочу, чтобы так было. Скорее я желала бы провести его как обычный день, валяясь на пляже. Однако когда я выхожу из душа, Верити сидит и читает в красном купальнике, а на голове у нее красная шапочка Санта-Клауса.