– Нет, объясни!
– Хорошо, но ты сама попросила. – Он потянулся за небольшой, искусно вырезанной из дерева шамболиной и тихонько погладил струны. – Ты уже целую вечность ищешь причину, чтобы глядеть на меня.
Я закрыла лицо руками.
– Смотри, если хочешь, – просто сказал он. – А чтобы тебе было спокойнее, я поиграю. Тогда мы сможем делать вид, будто я не замечаю твоих разглядываний.
Мне тоже стало смешно:
– Прости, не знаю, что на меня нашло.
Солей хмыкнул, легко наигрывая на шамболине. Наконец я смогла разглядеть этот странный инструмент поближе. Он походил на большой скрипичный ключ, который завернули в плавную спираль. Струны расходились от грифа к основанию, словно лучи. Некоторые из них крепились к нижней полоске спирали, некоторые – к верхней.
– Что, правда никогда не держала ее в руках? – удивился он. – Откуда же ты, Харише?
– Издалека, – я погладила гладкий лакированный гриф. – Но Кейптаун не перестает меня покорять.
– Расскажешь о своих приключениях?
Он заиграл простую и в то же время невероятно красивую мелодию.
И я поведала, как, встретив Амфорную Кошку, села однажды в голубой поезд и отправилась в Кейптаун. Вспомнила о том, как щедрая Халия дала мне работу и дом, сбивчиво говорила о сумасбродной Фиджан, попыталась даже объяснить, как встретилась с Чайным Вампиром в дымном Саду Желаний.
– Вот это жизнь! – мой собеседник был восхищен. – А я думал, мои воспоминания чего-то стоят.
– Давно ты здесь живешь? – в свою очередь поинтересовалась я.
– Пару месяцев, – Солей отложил шамболину и потрепал по спине Сахару, лениво разлегшуюся рядом. – Мне нравится Кейптаун, и я не прочь задержаться…
– Ты чем-то занимаешься или, как я, слоняешься повсюду без дела?
– Ловлю рыбу, чтобы поесть, продаю ее иногда или меняю на хлеб с сыром, ныряю за жемчугом, мастерю из дерева, гуляю по городу, играю на шамболине, пытаюсь воспитывать двух этих недотеп…
И он чмокнул ворчащую кошку в мокрый нос.
– Но ты не ищешь свое предназначение? – попыталась выяснить я.
– Не так, как ты… Мне нравится жизнь на лодке, новые города, люди. Может быть, в этом мое призвание?
– Вполне возможно, если ты счастлив.
– О, гораздо больше, чем раньше…
Он улегся прямо на деревянный настил, подложив под голову руки.
– И чем же ты занимался до Кейптауна? – теперь я смотрела на него сверху вниз.
– Жил в мужском гареме, – запросто ответил он.
– Как? – я не могла поверить своим ушам. – Что ты там делал?
– Это неловкий вопрос, – с улыбкой заметил Солей. – Не знаешь, чем обычно занимаются в гаремах?
– Но ведь… – я снова начала заикаться. – Гаремов больше не существует.
– Ты в этом уверена? – Он придвинулся ко мне и теперь сидел совсем близко. – Потому что я умудрился прожить в нем довольно долго. Не знаю, что ты имеешь в виду под этим словом, но я подразумеваю место, в которое состоятельные девушки приходят за удовольствиями…
– Хорошо, пусть будет, как ты говоришь, – я поспешила кивнуть. – Но не стоит рассказывать о таком каждому встречному.
– Почему? – развеселился он. – Мои слова приводят тебя в смятение?
– Просто это странно…
– Даже более странно, чем истории про чайных вампиров?
Если бы не полоска синей темноты, я бы давно сбежала. Но ночь делала правильные черты Солея размытыми, сохраняя между нами хоть какую-то дистанцию.
– Значит, по-твоему, жить в гареме безнравственно? – не унимался мой собеседник.
– Нет. Не знаю… – я прикусила губу. – Не более, чем курить кофеум.
Он весело рассмеялся, и, несмотря на глубокую ночь, мне привиделось золотистое южное солнце.
– Пойдем, Харише, здесь становится слишком темно, – он протянул мне руку, помогая встать.
– Пора домой…
Пришлось переступать через лапы и хвосты леопардов.
– Тогда проведу тебя до дороги. Гиблое дело – выбираться с пляжа ночью, не зная тропы.
И он пошел впереди, ярко освещая мне путь.
Если бы Кейптаун мог воплотиться в одном человеке, это был бы Солей. Спокойный, солнечный, не признающий лукавства. Абсолютно свободный, потому что ему ни до чего нет дела.
Грациозный, пружинистый, словно леопард, он ступал одинаково твердо по шаткому пирсу и скалистым склонам гор, мог целый день лениво валяться в тени рыбацких лодок, а потом часами работать, наслаждаясь каждым движением мышц… С вечной улыбкой на губах и соленым ветром в голове…
Если Солей говорил о чем-то, то бывал искренен, как никто. Он не умел врать и без сомнений озвучивал любые свои мысли.
По натуре он походил на своих пятнистых кошек, которые ели, когда голодны, спали, если хочется, не нуждались в богатствах и большую часть жизни бывали абсолютно счастливы.
В первую же ночь после нашего знакомства я поняла, что мне не отмахнуться от Солея. Душа моя больше всего нуждалась в солнце, которым он был благословлен с рождения. Кожа его была золотистой, мысли – честными, а сердце – свободным. Когда он смеялся, невозможно было сдержать улыбку, если ему становилось грустно, даже бесстрастные леопарды ходили с поникшими головами.