– Но ведь неправильно так просто вычеркивать из жизни целые куски!
Негодование в моем голосе позабавило его.
– А я думал, для безнадежного мечтателя не существует запретов.
– Хватит заглядывать в мою чашку! – я накрыла ее рукой.
– Как правило, люди ищут легкие пути. Никто не хочет страдать.
– И это действительно им помогает?
– Тем, кто может жить с пустотой в душе, не обращая на нее внимания…
– Ну а ты воспользовался бы услугами чайного вампира? – Это был удар ниже пояса. – Если бы был безнадежно влюблен?
Он замолчал, потрясенный, а затем придвинул мое кресло к себе. Прохладные руки Шахрийяра коснулись моих онемевших пальцев, когда вампир безжалостно вынул из них почти пустую чашку.
Я не могла пошевелиться, даже вдохнуть, пока он смотрел на дно, изогнув черную бровь.
– А ты не простая, – в конце концов подвел итог хозяин чайной беседки. Затем встал с кресла и выплеснул остатки напитка под дерево. – Навещай меня, когда захочешь…
Не дожидаясь, пока оставившая свою любовь на дне чашки красавица проснется, я зашагала прочь от беседки. Пришлось все время спускаться с горы, но утренние улицы Бахче-Ар больше не казались спутанными. Без труда я нашла лавочку, в которой Фиджан с мечтателями курила кофеум накануне; сейчас ее двери были плотно закрыты, а терраса убрана. Прошла мимо обманчиво притихших домиков и быстро достигла Виноградных ворот. С виду они были плотно запертыми, но замка я не увидела и легко отворила створки, а затем прикрыла их за собой и продолжила спускаться к морю.
Когда я наконец вернулась в каф-о-кан, Халия внимательно посмотрела на меня, вдыхая анисовый кофеумный запах, въевшийся в мои волосы, но ничего не сказала.
«В конце концов, ты не дочь мне», – должно быть, подумала она.
Как бы то ни было, в тот день, как и в следующие, я подолгу работала, с удовольствием перебирая шершавые бобы какао, тщательно растирая миндаль и размешивая барбарисовый отвар. Пока однажды на пороге нашего каф-о-кана не появилась моя знакомая – разодетая в кружево и бархат Фиджан со скорбным выражением на лице.
– Кажется, одна из посетительниц хочет видеть тебя, – не скрывая любопытства, сообщила мне Мале.
Гостей в разгар дня обслуживала она, а я помогала иногда подавать блюда с дымящимся кофе и тяжелые тарелки.
– Надо же, – с невозмутимым видом я отряхнула одежду и прошла из кухни в прохладный гостевой зал.
– Присядь, – попросила Фиджан ласково, указывая на циновку рядом со своей.
Я выполнила ее просьбу, безмятежно поставив на стол локти.
– Ежени, не думай обо мне плохо, – печально начала подруга. – Мне, наверное, не следовало тащить тебя в Бахче-Ар, но я не желала зла. Кстати, когда ты ушла оттуда? Тебя никто не обидел?
– Не волнуйся, со мной все в полном порядке, – заверила я и, припомнив высокую стройную фигуру Шахрийяра, добавила: – Я заночевала у друга.
– В Саду Желаний? – недоверчиво спросила девушка. – Ты не перестаешь меня удивлять… Тем не менее, я все еще должна объясниться. Поверь, я и не думала склонять тебя к кофеуму, просто иногда мы – безнадежные мечтатели – в самом деле безнадежны…
– Фиджан, не нужно оправдываться. Ничего плохого не случилось. Наоборот, я поняла нечто очень важное…
– Ну и славно, – лицо ее просветлело. – Ты ведь не бросишь наши собрания?
– Думаю, нет, – я улыбнулась.
Фиджан, вертевшая в руках чашку, полную мате, показалась мне чрезвычайно забавной. Больше всего ее заботил покой, незыблемость собственного, до мелочей продуманного мира. Именно потому моя подруга приходила в такой ужас от мысли, что я внезапно покину ее.
И даже понимая все это, я любила Фиджан. Мне нравилось, как она одевается, нравились ее легкость и беспечность, прекрасный вкус. Из ничего она могла устроить целое представление, возвести дворец из пары картонных коробок, состряпать пир из яблок, чая и ирисового варенья.
Кроме того, непревзойденная Фиджан уже стала частью моей жизни в Кейптауне, и я ни за что не согласилась бы вычеркнуть ее ради собственного спокойствия.
– Ежени, чтобы мы могли помириться окончательно, я хочу пригласить тебя на свадьбу…
– Твою? – не поверила я.
– Нет, – моя подруга развеселилась. – Замуж выходит сестра одного из мечтателей. Они с ней – дети богатого кейптаунского купца, который выдает младшую дочь за торговца шелком. Говорят, муж увезет ее далеко на восток.
– Погоди, – в мою голову закрались смутные подозрения. – А не была ли эта особа влюблена в другого?
– Откуда ты знаешь? – ахнула Фиджан. – Я как раз собиралась рассказать тебе. Историю печальной любви мне поведал брат невесты. Он клялся, что отец их неумолим, и девушке не оставалось ничего, кроме как принять его волю.
– А как же, – хмыкнула я.
– Так ты придешь на свадьбу? Гуляния начнутся завтра и будут продолжаться целых три дня. Шатры накрывают прямо на набережной, чтобы ночью жечь на пляже костры и петь песни под звуки шамболин.
– Чего? – переспросила я.
– Местные струнные, – растолковала мне подруга. – Такие странные инструменты с грифом, спирально переходящим в основание.