Казнь

Иван не успел еще затворить дверей и впустил своего барина. Дерунов, торопясь, сбросил с себя пальто, шляпу и прошел в комнаты, а оттуда в сад. Встреча с Николаем не испортила его хорошего настроения.

Он застал в саду жену и дочь, рассматривающих жука, и весело поздоровался с ними.

— Кто был? — спросил он.

Анна Ивановна опустила голову.

— Николай Петрович!

— А! — Дерунов засмеялся скрипучим смехом. — За словесным подтверждением? Ну и отлично, отлично! — Немного помолчав, он добавил: — Завтра едешь и я тоже. Ты покуда в сад, а потом собирайся!

Он повернулся и прошел прямо в кабинет, где присел к письменному столу.

Через несколько мгновений он вызвал лакея и протянул ему конверт.

— Отнесешь Елизавете Борисовне Можаевой. Лично в руки! Понял?

Дерунов закурил сигару и прилег на диван. Мечты создавали ему сладострастные образы…

Николай шел

не разбирая дороги, весь отдавшийся вихрю беспорядочных мыслей. То ему казалось необходимым немедленно уехать, то снова увидеться с Анной, объясниться с ней и убедить ее бежать; мысль, что она его любит, вдруг заставляла его счастливо улыбаться, а затем лицо его искажалось злобою, и он сжимал кулаки, вспоминая встречу с Деруновым.

— Куда летишь? — остановил его вдруг на дороге Силин, брат Анны Ивановны, товарищ Николая по гимназии. Он был в чесучовом костюме и широкой соломенной шляпе.

Николай на мгновенье очнулся.

— А, это ты! — сказал он рассеянно. — Здравствуй!

— Да что с тобою? — удивился Силин. — Словно не в своем уме. Ты послушай, что я скажу тебе. Катю Морозову знаешь?

— Пусти! — рванулся от него Николай.

— Вот чудак! — сказал Силин. — Ну, беги. Зайди вечером к сестре. Она уезжает, — крикнул он вслед.

Николай быстро повернул назад и в свою очередь взял Силина за рукав.

— Куда? — спросил он.

— В сад! — беспечно ответил Силин. — Ирод ее приказал ей завтра же ехать. Немедля! Мне велел прийти проводить ее. Самому, вишь, некогда. В Петербург едет! А знаем мы, что это за поездка!

Николая словно закружил вихрь.

— Что знаешь?

Силин засмеялся.

— Захарова, бухгалтера, знаешь? — спросил он.

Николай кивнул.

— Ну, так с его женой едет. Вертлявая бабенка, ну, а он любит…

— Мерзавец! — крикнул Николай. — Я бы убил его! — И, оставив в недоумении Силина, он быстро пошел к реке. Но на пути ему попался Захаров. Терзаемый ревнивыми подозрениями, он раньше срока возвратился со службы.

Оба взволнованные, они рассеянно поздоровались друг с другом.

— Гулять идете? — спросил Захаров.

— Гулять!

— А я жену провожать. По Волге прокатиться хочет.

— Завтра едет? — спросил Николай и зло усмехнулся.

Захаров побледнел.

— Завтра? — растерянно сказал он. — Я и сам не знал. Вы откуда это?

— Дерунов завтра едет! — грубо сказал Николай и пошел своей дорогой.

Захаров схватился за голову, потом топнул ногою и быстро побежал к дому. В дверях он столкнулся с рассыльным.

— Тебе чего? — спросил его Захаров.

— Письмо вот; госпоже Захаровой из банка.

Захаров жадно схватил письмо.

— Я передам!

Рассыльный замялся.

— Мне наказывали…

— Молчи! — остановил его Захаров и стал рыться в кармане. — Вот тебе, скажи, что ей передал. Иди! — он сунул в руку рассыльному ассигнацию и быстро рванул звонок. Рассыльный с удивлением посмотрел на деньги, на барина и быстро повернулся назад, зажимая деньги в руке, словно боясь, что его вернут.

Луша отворила дверь и впустила барина.

— Кто? — крикнула из комнаты Екатерина Егоровна и поспешила скрыть охватившее ее разочарование при виде мужа.

— Ах, это ты! — сказала она. — Отчего так рано? Обедать сейчас или подождешь? А я спала все время! Вот жара сегодня; ночью, верно, опять гроза будет!..

Она болтала, чтобы скрыть свою досаду, и, наконец, совершенно сбитая с толку его молчанием, спросила:

— Ты какой-то расстроенный? Нездоров?

— Нет, здоров совершенно! С обедом подожди! — ответил он жене, не смотря на нее, прошел в кабинет и запер дверь.

Предчувствие беды охватило Екатерину Егоровну. Она прижалась, глазом к замочной скважине, но ключ мешал ей видеть комнату.

Захаров бросил письмо на стол и несколько раз прошелся по кабинету. В письме — конец его мучениям и, может быть, смерть. Он остановился. Наверное, смерть!

Что иначе значил намек Долинина?

Он решительно подошел к столу, разорвал конверт и бегло пробежал глазами. Подпись: "Целую тебя".

Он перечитал письмо снова: "Радуюсь, что твой дурак согласился. Вечером приходи к своей матери; я передам тебе билет. Там же объясню маршрут. Целую тебя"., Захаров тяжело опустился на стул. Разве после этого могут быть сомнения? Смерть! Смерть!

В дверь постучали.

— Обед подан! — раздался голос жены.

Его затрясло. Если он взглянет в лживые глаза этой распутницы, он убьет ее.

— Я не буду обедать, — ответил он глухо и, перейдя к дивану, лег на него. На миг он потерял сознание.

Вспомнилась ему его беззаветная любовь к ней, и стало жалко этой поруганной любви. Именно поруганной. Полюби она другого — было бы легче. Здесь же не может быть и речи о любви. Он стар и безобразен, но богат. Она продалась, продалась, как распутная… Он застонал, схватившись руками за голову.

— Сеня! — послышался тревожный голос за дверью.