Каждый отвечает за всех

Евдокия Михайловна, когда очень уж сердилась на своих колхозниц, особенно в трудные те годы, всегда грозила им, что уедет в город, купит себе зонтик и будет гулять под ручку с офицером по улицам, а они пусть тут копаются в земле и пусть на них кричит не понимающий ни уха ни рыла городской мужик, если они не хотят слушать ее только потому, что она баба, и своя, хуторская баба. А позже, с годами, когда былая красота Евдокии Михайловны увяла и колхозницы уже не боялись, что она выйдет замуж и бросит колхоз, она стала грозить им близкой пенсией и опять вспоминала зонтик, который символизировал жизнь праздную и беспечальную. Вот теперь для нее наступала такая жизнь.

С веселой улыбкой Зоя Андреевна зашла в ГУМ, выбрала модный зонтик, который в свернутом виде можно было принять за элегантную трость, и попросила завернуть в фирменную бумагу – для того, чтобы Евдокия Михайловна знала точно: подарок куплен именно в ГУМе, главном магазине столицы. Другие магазины в глазах Евдокии Михайловны не имели авторитета. Впрочем, она и не знала их, бывая в Москве один раз в пятилетку и всегда по колхозным делам. Красная площадь и ГУМ были для нее единственной почитаемой достопримечательностью. Правда, ценила она еще Выставку достижений народного хозяйства.

Зоя Андреевна вышла к площади Дзержинского, купила в предварительной кассе билет на самолет и дала телеграмму, что завтра утром будет в Волгограде. Потом спустилась в метро, доехала до Казанского вокзала и электричкой возвратилась домой.

Тетя Клава, соседка по коммунальной квартире, увидев ее с цветами и свертками, сперва подумала, что Зоя Андреевна собирается встречать гостей, и вызвалась помочь ей, освободив на время свой столик на общей кухне, а когда узнала, что Зоя Андреевна сама собралась в гости, заметно опечалилась: старушка жила одна и скучала без нее.

– Значит, к Дуне опять? – переспросила она. – Не совсем ли уж к ней надумала?

– Не знаю, – сказала Зоя Андреевна. – Вот съезжу посмотрю.

– А ты поклон от меня не забудь. Жалко, если совсем уедешь, одна останусь.

В том-то все и дело, что одна. А там все-таки могила мужа, Евдокия Михайловна встретит, Алена, Венька – давно уж весь хутор стал ей родным.

Утром тетя Клава помогла ей собраться и, провожая до автобуса в аэропорт, перекрестила и пожелала счастливого пути.

II

В Волгограде ее встретил не старый шофер Евдокии Михайловны, а крупный русоволосый парень, празднично одетый и радостный. Зоя Андреевна сразу заметила его, едва ступила на трап, – очень уж весело он улыбался, во всю ширину великолепного рта, и зубы дружно блестели один к одному, плотные, белые.

– Тетя Зоя! – кричал он, подняв к ней обе руки. – Зоя Андреевна-а-а!

А она его сперва не узнала. Не мог же Венька Байстрюк так измениться за три последних года. Хотя, впрочем, три года назад, когда она приезжала, Венька не вернулся еще из армии, и, следовательно, прошло четыре, нет – пять лет она его не видела.

– С приездом, тетя Зоя! – Венька сгреб ее и звонко расцеловал в обе щеки. – Ну здорово, хорошо, что вы приехали, тетя Зоя!

– Вениами-ин! – строго напомнила Зоя Андреевна и не удержалась от улыбки: очень уж радостным был Венька, снять бы тот давний запрет называть ее тетей, ни к чему теперь.

– Хорошо, Зоя Андреевна, – обидчиво сказал Венька. – А только все равно плохо, пять лет не видались. – Взял ее чемоданчик и сумку, оставив ей цветы, и совсем по-мальчишески похвастался: – А я вас первый узнал, а вы меня не узнали. Я еще в самолете вас увидел, через окошко.

– Не окошко, а иллюминатор, – поправила Зоя Андреевна.

– Да, да, через него. А когда эту лесенку подкатили и вы показались...

– Не лесенку, а трап.

– Зоя Андреевна! Вы совсем не изменились. – Венька сокрушенно покачал головой.

– А ты изменился, Вениамин. И к лучшему. Но все равно старайся говорить правильно – тебя лучше будут понимать.

– Я наловчусь.

– Ну вот, «наловчусь»! А еще председатель колхоза! – Зоя Андреевна посмотрела на модно одетого, отглаженного и улыбающегося Веньку и догадалась, что он играет в хуторского мужичка. И идти он старался неловкой походкой увальня, но эта нарочитость была заметна.

Ее Михаил был не меньше ростом, но темноволосый и нисколько не похожий на Веньку. То есть Венька не похож на него. А Алена тогда говорила что лейтенант, отец Веньки, в точности похож на Михаила и сын ее – «настоящий портрет отца».

По другую сторону вокзального здания стоял председательский «газик» с брезентовым верхом, но знакомого шофера там не оказалось. Заднее сиденье было завалено какой-то поклажей, покрытой мешковиной, выглядывал угол водочного ящика.

– Ты один приехал, Вениамин?

– А что нам, мастерам! – Он распахнул переднюю дверцу, галантно поклонился: – Прошу. Сам водитель, сам хозяин. Сейчас мигом домчу в город.

Венька сел на место шофера, фыркнул мотор, и они поехали.

Первый раз Зоя Андреевна увидела Сталинград весной сорок третьего года. Хоть и наслышалась она тогда о разрушениях и сама побывала под бомбежкой, когда немцы подходили к Москве, но то, что оказалось на самом деле, привело ее в ужас.