Каждый час ранит, последний убивает

– Наверное, чтобы меня помучить. Представляешь, что отец обо мне думает?

Изри чуть улыбается и наконец смотрит на меня:

– А ты в письме сообщишь, что мы трахаемся два раза в день?

– Конечно нет!

– То есть ты тоже хочешь ему соврать…

Я опускаю глаза, Изри победил. Он откладывает книгу и подходит ко мне, обнимает. Целует в шею. Я сразу чувствую странный спазм внизу живота. Он шепчет мне на ухо:

– Не забудь ему в подробностях описать, чем мы занимаемся, да? Обязательно скажи, что я каждый раз надеваю резинку, чтобы ему не пришлось внуков нянчить!

Я не знаю, плакать или смеяться. Изри же покатывается со смеху.

– Я ему ничего такого не скажу. Я просто напишу, что уже не живу у Межды и что теперь у меня все хорошо. Надо дать ему твой адрес, чтобы он смог написать ответ.

– Еще бы! – отвечает Изри. – Скажи ему, где я живу, и он приедет и перережет мне горло!

– У него не хватит денег, чтобы приехать во Францию, не волнуйся!

– Если он узнает, что я сплю с его четырнадцатилетней дочерью, я тебя уверяю, деньги найдутся!

Изри снимает футболку и расстегивает мне рубашку.

– Так я могу ему написать?

– Нет.

– Но…

– Тама, нет. Когда я говорю нет, значит нет…

Настаивать бесполезно. Я смиряюсь, и он несет меня на диван.

61

Заснуть невозможно.

У нее в голове крутятся слова ее тюремщика.

Тебя изнасиловали.

Как такое можно было забыть?

Или мне просто не хочется вспоминать. Слишком тяжело.

Свободной рукой она машинально вытерла текущие по щекам слезы.

Мужчина, который держит ее в этой комнате, не любит, когда трусят. Ей не следует забывать об этом.

Надо быть сильной, может быть, даже чем-то его впечатлить.

Пока что она могла поплакать. Она ничем не рискует, хотя лучше не шуметь. Потому что он уснул в кресле не очень далеко от нее.

Да, влюбить его в себя, если придется.

Потому что ей нужно выжить. Выжить и понять, что привело ее сюда. Выжить, чтобы найти ниточку своего существования. Но заслуживает ли ее существование того, чтобы возобновить его там, где оно прервалось? Она вдруг испугалась своего потерянного прошлого, испугалась сильнее, чем до этого о нем жалела.

Кто же та девушка, которую изнасиловали, ударили ножом в живот, били, та девушка, которой удалось спастись?

Если я убежала, значит спасалась от чего-то ужасного. Может быть, еще более ужасного, чем эта комната с этим странным типом.

С этим убийцей, который неспособен меня убить…

С этим мужчиной, который, однако, уже вырыл мне могилу.

Когда он открыл глаза, она давно перестала плакать. Увидеть после сна ее лицо оказалось неожиданно приятно.

Конечно, это не лицо Ланы. Но она была здесь, она была живой, она дышала.

На тебя смотрят, значит ты жив.

Тебя боятся, значит ты жив.

Было очень рано или очень поздно, а она не спала. Бессонница, скорее всего из-за того, что он ей сказал вчера вечером.

Он поднялся, потянулся, бросил взгляд в окно. Скоро рассвет. Небо покрыто тяжелыми тучами, будет дождь или снег.

Он обернулся к незнакомке и долго на нее смотрел. Лане бы не понравилось, что она прикована к кровати. Так или иначе, она еще слишком слаба и не представляет никакой опасности.

Он вынул из кармана брюк ключи от наручников и отстегнул руку девушки.

– Хочешь кофе?

– Да.

– Тогда пошли.

Это ее так поразило, что она не шевельнулась.

– Спасибо, – прошептала она.

– Но смотри, без шуток. А то…

– Хорошо, – пообещала она. – Можно, я что-нибудь надену? Потому что у меня есть только футболка.

Он подошел к шкафу и почесал в затылке. В результате выбрал джинсы и ремень. Он стоял спиной, и она отбросила одеяло. Надела джинсы, которые были ей очень велики, застегнула ремень на последнюю дырку и подвернула штанины. Она поморщилась от боли и поднесла руку к еще не зажившей ране.

– Готово, – сказала она.

Он посмотрел на нее и чуть улыбнулся:

– Так себе видок. Найду потом что-нибудь получше.

Они прошли по коридору мимо двух закрытых на ключ комнат и лестницы и оказались в большой столовой, соединенной с кухней.

– Ничего не напоминает? – с надеждой спросил Габриэль. – Ты тут потеряла сознание. У входной двери.

– Не помню.

– Садись.

Она послушалась, а он начал готовить кофе.

– Может быть, ты предпочитаешь чай?

– Гм… Давайте, наверное, кофе.

Когда к ней приблизился Софокл, она чуть отстранилась.

– Не бойся. Если не прикажу, пес не укусит!

Он принес кофе, хлеб, масло, варенье. Настоящий пир.

Было видно, что ей не по себе сидеть в столовой, напротив Габриэля.

Тот же вдруг спросил себя, что это ему взбрело в голову завтракать с незнакомкой, которая угрожала ему оружием и которую он уже несколько дней удерживал у себя в доме.

С незнакомкой, которую он скоро будет обязан заставить молчать.

Когда она закончила с едой, он убрал со стола и поставил чашки и приборы в посудомоечную машину. Незнакомка встала и сделала вид, будто смотрит в окно. Она скрестила руки за спиной и была похожа на прилежного ребенка.

– Холодно, – сказала она.