Каждый час ранит, последний убивает

Габриэль поднялся на холм к машинам и достал лом из кузова своего внедорожника. Разбил стекло «БМВ» со стороны водителя, сработала сигнализация. Затем он встал за большим каштаном, откуда мог хорошо видеть автомобиль, который продолжал орать. С того места, где он находился, он также мог обозревать часть дома.

Как он и надеялся, из дома вышел мужчина и побежал в сторону дороги.

– Давай сюда, мразь, – прошептал Габриэль.

Когда незнакомец приблизился, Габриэль увидел на его лице огромный шрам.

– Привет, Грег…

Грег остановился возле своей машины и, увидев, что стекло разбито, осмотрелся вокруг. На всякий случай взял на изготовку свой пистолет. Вынул из кармана ключи и нажал на кнопку сигнализации. Наступила тишина.

Габриэль прицелился. Пуля вошла Грегу в левое бедро, он рухнул на капот. Еще пять секунд, и ствол «беретты» оказался приставлен к его голове.

– Брось пистолет, скотина. Иначе я вышибу тебе мозги.

Грег выронил свой пистолет, Габриэль поднял его.

– Где твои дружки? – спросил он.

– Я приехал один… Но ты делаешь огромную глупость! Не надо вмешиваться в…

Удар сзади в область шеи заглушил его слова. Грег повалился наземь. Габриэль схватил его за ногу и потащил по земле. Открыл багажник «БМВ» и, несмотря на больное плечо, сумел забросить Грега внутрь.

Плевать на эту боль. Другая, куда более жестокая, не отпускала его.

А вдруг он опоздал?

Он обыскал карманы Грега, нашел два телефона и финку с липкой рукояткой.

Всю в крови.

Габриэль захлопнул багажник, заблокировал дверцы и побежал обратно в старый дом. Грег мог солгать, сейчас он все узнает сам. Сжимая пистолет в руке, Габриэль толкнул дверь.

Мертвая тишина.

В окошко проникал луч холодного солнечного света, луч света, в котором кружилась пыль.

Он освещал лицо Тайри.

Изрезанное лицо Тайри.

Дыхание Габриэля оборвалось, пистолет выскользнул из рук. Он медленно подошел к Тайри и упал перед ней на колени. Протянул дрожащую руку к истерзанному лицу девушки. Ее открытые глаза смотрели на него бездвижно, умоляюще.

Я ждала тебя… всегда…

Кровь девушки продолжала медленно сочиться из большой раны в животе.

Габриэль заорал как помешанный.

Он выкрикивал одно только слово. Только одно.

Нет.

118

– Смотри, я тебе картинку нарисовал!

Тама сидела перед небольшим домом и улыбалась. Она взяла листок, который протягивал ей Вадим, увидела странное творение из движущихся фигур. Хижина с покатой крышей, украшенная тремя дымоходами, а на фасаде прорезано множество окон. Стены двигались, кривились, исчезали.

Прямые линии извивались, разбухали.

– Я специально для тебя это нарисовал! – добавил ребенок.

– Красивый рисунок. Спасибо.

Перед домом стояли девочка и маленький мальчик. Выражение их лиц менялось, они то смеялись, то плакали.

– Я каждый день рисую тебе картинки, – сказал Вадим.

– Я знаю, дорогой.

Вадим сидел на земле на оранжевом покрывале.

Перед ним стояла синяя тарелка, наполненная песком. И лежала куча белых листов и цветных карандашей. Он заговорил снова, но теперь его слова превращались в кашу.

– Но ты не… больше… не здесь… не смо… смотришь мои рисунки.

– Ты знаешь, я хотела остаться рядом с тобой. Остаться с тобой на всю жизнь. К тому же я вернулась, видишь?

– Значит, мы больше не… рас… рас… танемся? – с надеждой спросил Вадим, широко улыбаясь.

– Больше никогда! – подтвердила Тама.

Она взяла мальчика на руки и подняла с земли. И закружила его в воздухе.

Кружить, кружить и кружить. Он так сильно смеялся, они были так счастливы.

Тама опустила ребенка обратно на покрывало, и он снова стал рисовать, пока она плела корзину. Вдруг она услышала громкий шум и повернулась к дому. Дом только что обрушился.

Потом снова посмотрела на Вадима. У него было ненавистное лицо его отца.

Лицо дьявола.

Тама открыла глаза, перед ней был ужасный цементный пол. Ее рот, сухой, как пустыня, с трудом втягивал спертый воздух.

Она пришла в себя, и пока еще боль была более терпимой.

Словно ей сделали наркоз.

Через час, может, два, боль вернется с прежней силой и заставит ее вновь потерять сознание.

Потерять сознание или потерять жизнь.

Потерять жизнь или потерять рассудок.

* * *

Габриэль припарковал машину перед старым домом. Он перестал кричать, перестал плакать.

Его сердце постепенно ожесточалось. Снова он станет ко всему безучастным.

Навсегда.

Он вернулся внутрь, взял Тайри на руки и отнес ее к машине. Он больше не чувствовал раны на плече, не чувствовал ничего, кроме душевной боли.

Он опять опоздал.

Опять не смог защитить ту, что любил.

Он завернул тело Тайри в одеяло и уложил в машину. Снова пустился в путь, объехал «БМВ» и спустя три минуты прибыл на свой хутор. Он сразу направился в конюшню и оседлал Гайю. Схватил поводья и повел лошадь к машине.

– Тебе придется мне помочь, старушка, – прошептал он.

Пока он устраивал тело Тайри в седле, Софокл подошел к своему хозяину. Он не выказал никакой радости, не вилял хвостом.

Он все понял.