Каждый час ранит, последний убивает

– «Сначала она плакала, а сейчас уже получше. Даже совсем хорошо».

Я оборачиваюсь и бросаю на него яростный взгляд. Он опять отвратительно ухмыляется.

Я мысленно готовлюсь к худшему. Но такого я представить себе не могла.

– Я ему сказал, что тебя часто не бывает дома… Ну, ты Изри знаешь, он затрясся, как припадочный!

Грег гогочет и делает глоток пива.

– Ревность – штука неприятная… Короче, он хотел, чтобы я за тобой проследил, посмотрел, где ты целыми днями пропадаешь.

Он подходит ко мне и касается опухшей щеки.

– На прошлой неделе, помнишь, ты разговорилась, вот я и сообщил ему, что узнал, где ты проводишь вечера. У какого-то Тристана.

Я стараюсь сдержать слезы, чтобы не доставить ему еще большего удовольствия.

– Я думал, его удар хватит! – ржет Грег. – Видела бы ты его… Он как с катушек слетел! И знаешь что?.. Он попросил, чтобы я помешал тебе выходить из дому. Любыми средствами. Короче, чтобы я тебя запер. Так что я просто делаю то, что он мне велел!

Я плюю Грегу в лицо:

– Сволочь!

Он стирает ладонью плевок и ставит бутылку пива на стол. Потом с такой силой бьет меня по щеке, что я глохну на левое ухо.

Ну что ж, хотя бы не буду слышать его насмешки.

За ужином он приказывает мне встать на колени на ковре в столовой около камина. Если ему что-то надо, я вскакиваю и бегу в кухню.

Теперь я знаю, что он способен убить Изри. Он уже начал его убивать, рассказывая обо мне разные гадости. Я представляю, как Изри мучается в камере, думая, что я его предала. Представляю, как он плачет во сне.

В эту секунду я дала себе обещание. Однажды этот ублюдок подавится своей отвратительной улыбкой.

Когда Грег заканчивает есть, он хватает меня за руку и тащит к шкафу в глубине коридора:

– Хороших снов, дорогая Там-там!

Он запирает дверцу, и я падаю на пол. И тогда наконец меня раздирают рыдания.

* * *

Я курю у закрытого решеткой окна. Думаю о Таме. Я вообще думаю только о ней.

Как она могла меня так быстро предать?

У меня даже не получается ее ненавидеть. Я продолжаю любить, хотя мне хочется убить ее.

Надеюсь, Грег сделает, что нужно, хотя уже слишком поздно. Я не могу спать, не могу расслабиться. Мне тяжело, грустно, я все ненавижу. Мое сердце больше не бьется, оно трепещет.

Иногда я говорю себе, что она меня вовсе не обманула. Что просто ходила его проведать. Что они беседовали о книгах и пили кофе. Что он не украл ее у меня, пока еще не украл.

Но, несмотря на проблески надежды, что-то во мне сломалось.

Тама была моим убежищем, домом, берлогой.

Моей силой и слабостью, желанием жить.

Тама была цементом, который скреплял во мне трещины и не позволял развалиться на части.

Маяком во время шторма. Парусом, под которым я шел вперед.

Тама была для меня всем.

Я валюсь на нары и слушаю, как храпит мой сокамерник. Он спит, поэтому я могу реветь и не бояться, что об этом узнают другие.

Потому что здесь, чтобы выжить, нельзя показывать слабость. Надо быть наготове, заковаться в броню, защищаться мечом. Бить первым, уметь держать удар.

И все же я скучаю по Таме. По ее коже, взгляду, рукам, улыбке, звуку голоса. Я закрываю глаза и представляю, что обнимаю ее. Но картинка сразу же сменяется – вот она с Тристаном, и сердце у меня холодеет.

Сколько я без нее здесь продержусь?

Я стискиваю зубы, сжимаю кулаки. Я бессилен, опустошен. Я утыкаюсь лицом в подушку, чтобы никто не услышал моих криков, моей ярости, моих всхлипов.

Проходят часы, мое отчаяние усиливается.

Посреди ночи я вижу привидение. Оно похоже на Таму, ловит меня в свои сети. Протягивает руку, зовет нежным голосом. Обещает золотые горы.

Обещает забвение.

Ни Даркави, ни Тамы, ничего.

Ни боли, ни предательства, ни унижений.

Больше не будет ребенка, которым я был, больше не будет взрослого, которым я стал.

Я понимаю, что я всегда желал смерти. Что шел к ней всю жизнь. Когда брал в руки оружие, когда грабил банки и инкассаторские машины.

Я всегда хотел умереть.

И теперь у меня осталось только одно желание. Принять смерть.

* * *

Я сижу в шкафу, меня трясет. Мне нечем укрыться, и холод пробирает меня до костей.

Шкаф – два или три квадратных метра. По обеим его сторонам располагаются полки с бесконечным количеством коробок. Выключатель – снаружи, поэтому я сижу в полной темноте. Над дверью есть небольшая щель, и когда Грег включает в коридоре свет, в моей камере становится хоть что-то видно.

У меня все болит от побоев.

Болит намного сильнее, чем когда меня бил Изри.

Я так хочу принять душ, смыть с тела следы Грега, его тошнотворный запах, который я постоянно чувствую на себе.

Я грязная, я разбита. Я безостановочно думаю об Изри в идиотской надежде, что он может меня услышать.

Но я должна держаться. Ради него, ради нас.

Должна найти способ выбраться отсюда, поговорить с Изри. Он должен узнать правду, потому что ложь может его убить.

Идет время, и я все больше погружаюсь в пропасть.

Изри, любовь моя, я знаю, что обязана бороться. Знаю, что не имею права умирать. Но я не знаю, сколько еще продержусь…

Когда я открываю глаза, начинается день.

Я не спала, просто была без сознания. Я удивляюсь тому, что еще могу дышать, что еще могу жить.